Подобно человеку, бросающемуся в омут со скалы, он погрузился в скользкий канал, с блаженством утопая в сладком водовороте, пока наконец не достиг дна. Стенки влагалища Карлы были грубо растревожены гипертрофированным органом Мануэля, так что даже проникновение миниатюрного пениса причиняло ей боль. Девушка приглушение стонала при каждом резком движении. Томас, никогда не отличавшийся бесчувственностью, внял ее немым мольбам и извлек свой орган наружу. Приподняв колени Карлы и опираясь о них, он принялся тереться слизким членом о ее лобок и набухшую головку клитора короткими нежными движениями, отчего она вновь стала испытывать наслаждение. Вскоре девушка вновь застонала, но это уже были стоны экстаза. Томас обхватил руками ее пульсирующие ягодицы и притянул к себе, пальцами массируя эластичное кольцо ее ануса и влажные стенки прохода. Вырвавшийся из горла мужчины вопль наслаждения эхом разлетелся над соседними бунгало, ибо ему на миг почудилось, будто пальцы его обожгло огнем. Пенис его взорвался оргазмом, быстрыми мощными толчками изрыгая наружу лаву горячего семени, затопляющего покорную долину женского влагалища.
Карла тихо лежала под тяжестью обмякшего тела Томаса, надеясь, что теперь он уйдет. Но эта надежда вместо ожидаемого облегчения вселяла в нее странное чувство — будто бы она уже и не желала расставаться с этим мерзким, ненавистным ей человеком. Хотя она не испытывала симпатии по отношению к младшему Бронски, Карла вынуждена была признать, что последние полчаса не были настолько уже неприятными. В этом парне ощущалась скрытая, какая-то отчаянная страсть, которая приводила ее в невольный трепет и заставляла покоряться его желаниям. Трение головки пениса о возбужденный клитор едва не вызвало еще один оргазм, который, однако, каким-то образом ее миновал — вероятно, от перевозбуждения. Если бы Томас продолжал фрикции, не стимулируя стенки ее заднего прохода, Карла неизбежно достигла бы кульминации.
С первых же минут пребывания на острове Карла ощутила себя объектом всеобщего внимания. Независимо от жестокой истины, скрывающейся за сексуальными интерлюдиями в санатории «Элизиум», она не жалела ни о чем — и даже о только что пережитых мгновениях экстаза в объятиях неприятного ей человека. Возможно, другие сотрудники санатория руководствовались финансовыми мотивами, но по крайней мере этот мужчина, который сейчас давил на нее весом своего тела, не требовал от нее денег. Он желал лишь ее. Но что она, Карла, будет делать, когда островок превратится в микроскопическую точку на сверкающей безбрежной глади моря и самолет будет подниматься все выше и выше, навсегда унося ее от дорогих ее сердцу Андре и Франсуазы, которые будут наслаждаться обществом другой счастливицы, занявшей ее место? А как же доктор Бронски и его маленький жужжащий инструмент, доставлявший столько наслаждения шелковому язычку чувствительной плоти? Как ей вновь смириться с беспросветными буднями супружеской жизни — теперь, когда она испытала такой возвышенный экстаз, испробовав такое разнообразие поз? Карла решила броситься к ногам доктора Бронски и умолять его позволить ей остаться. Ей не нужны даже деньги. Она будет делать все — любую работу, даже самую грязную и унизительную.
Томас зашевелился, прервав ее безнадежные мысли. Однако ощущение внутренней пустоты вскоре исчезло, ибо диспетчер перевернул ее на живот и, поставив на колени, поднял вверх ее ягодицы, ощупывая пальцами морщинистое кольцо ануса. Шелковистый оранжевый край, скрытый между бледными полусферами ягодиц, засиял в лучах восходящего солнца, в тонких медных волосках подрагивали искрящиеся росистые капельки. Однако ни одного волоска не было вокруг темной ложбинки ануса, представшего завороженному взору мужчины. С усердием школяра он изучал влажные, коричного оттенка, морщинки, обрамляющие отверстие, красотой превосходящее все его самые сладкие мечты. Под ним подрагивали нежные складочки, купающиеся в его семени, смешанном с соками Карлы, и пунцовый, непомерно разбухший шелковистый отросток, более не смущающийся своих пышных форм. |