– Ботинки нужны на два размера меньше, – озвучила я свою идею.

– Мне эти в акурат, – тут же возразил старик.

– Вот именно, что они впору. А вам, чтобы соответствовать фотографии в паспорте, нужно как минимум выражение несчастного, умотанного жизнью человека. Если вы не можете его изобразить, то…

– Я прекрасно тебя понял, – зло сверкнул глазами старик. – Не надо ничего. Минут на десять я смогу стать бедным работягой.

– Носящим на голове вот это, – я выудила из кучи бейсболок ту, что была поневзрачнее. Не дожидаясь вопросов и возражений пояснила: – Когда амулет маскировки откажет, чтобы было куда прятать рога.

Старик сцепил зубы, но с доводом согласился.

Из магазина мы вышли уже не эксцентричной парочкой, за которую невольно цепляется взгляд, а типичными обывателями городских улиц. Ничем не примечательные, а потому безликие. Таким легко раствориться в асфальтовых венах мегаполиса.

– Почему ты не спросила, как добраться до вокзала? – после очередного поворота спросил Таргос. Не иначе, мое молчание его тяготило?

Я скосила взгляд. Старик, не привыкший к навязанному ему обстоятельствами образу, недовольно сопел чуть поодаль.

– Потому что такой вопрос – как указатель направления нашего пути. А мы и так с момента появления в городе не сильно заботились о конспирации.

Я говорила и делала то, что подсказывала элементарная логика. Но та часть, что составляет неизменность женской натуры, сожалела о белом платье, которое ныне покоилось в мусорном контейнере за торговым центром. А ноги сами несли меня к улице, горящей огнями. Изредка по ней проносились машины: таксисты, официальные и не очень, спешили развезти загулявших пассажиров.

Выбрав место, с которого моя фигура была бы видна издалека, я встала, вытянув руку в интернациональном жесте, понятном любому бомбиле. Вторая же машина затормозила. Особо не торгуясь, мы с новоиспеченным свекром загрузились в салон и уже через каких-то полчаса покупали билеты в кассе вокзала.

Мое, хоть и умытое, с громоздкой оправой очков на переносице лицо вызвало бы, наверное, в любое другое время нездоровый интерес у кассирши. Но в полуночный час чертей, когда внимание рассеянное, зал не наполнен гомоном и ожидающие отправки клюют носом, а усталость давит на плечи, даже самые стойкие поддаются заклинанию под названием «деньги».

Данный вид магии тяжело обнаружить даже маститому чародею, чуть легче – прокурору. Тетка в возрасте, сидевшая за кассой и с раздражением отложившая любовный роман при нашем появлении, тоже не смогла устоять против трех артефактов с изображением Хабаровска, вложенных в паспорта сверх стоимости билетов.

В плацкартном вагоне было столь весело, что хотелось повеситься: вахтовики возвращались домой. Проводница, выглядевшая столь же величественно, как дирижабль, выполнив минимум обязанностей (проверить билеты и выдать комплекты мятого и волглого белья), предпочла удалиться, дабы не попасть под горячую руку тех, кто возвращался с длинным рублем с Севера.

Я думала, что не смогу уснуть, – слишком много переживаний навалилось в одночасье. Но, как оказалось, физиология сильнее тонких психических материй. Под мерный стук колес и мужской гогот я буквально провалилась в сон, едва только укрылась жестким одеялом с головой.

Чья-то рука неласково потрясла за плечо. Еще не до конца определившись, в нави я или в яви, попыталась сесть. Не тут-то было. Отечественные плацкартные вагоны коварны: в проходе тебя поджидает галерея из дырявых носков и просто голых пяток, санитарные зоны наглухо закрывают самую вожделенную из дверей, а на полках второго яруса нельзя сесть. Только скрючиться вопросительным знаком и сползти вниз. Увы, про последнюю особенность я забыла.