|
С любопытством таращась по сторонам, Дуся и Наташа брели по главной аллее к своим близким. По пути они полюбовались большим, из черного мрамора, обелиском директору металлургического завода Носкову. На фоне весьма скромных железных пирамидок и деревянных крестов мраморный памятник производил весьма сильное впечатление. К тому же прилегающая к могиле начальника обнесенная оградой площадь была столь велика, что на ней можно было бы разместить небольшое футбольное поле. Все это не могло не впечатлять, однако в душе Евдокии Копытиной не нашлось места зависти. Она лишь сказала Наташе, кивнув на обелиск: «Хороший человек был Иван Григорьевич. Царствие ему небесное!» – и побрела дальше.
Наконец цель была достигнута. Они очутились перед двумя выкрашенными голубой краской восьмиконечными крестами, на которых значилось: «Василий Харитонович Хохряков, 1884–1958» и «Татьяна Петровна Хохрякова, 1888–1962». – Здравствуйте, папа и мама, – нараспев произнесла Дуся, перекрестилась и истово поклонилась крестам. – Почему у них фамилии другие, не как у тебя? – спросила девочка. – Потому что я замужем была и ношу фамилию мужа. – От чего они умерли? – немедленно поинтересовалась Наташа. – От болезней, – неопределенно отозвалась Дуся. – От каких болезней? – От разных. Надорвались, болели, а потом отдали богу душу. Теперь они в раю, смотрят на нас оттуда… – Дуся уперла палец в небо. – И сейчас смотрят? – полюбопытствовала Наташа. – Именно, – подтвердила Дуся. – Видят: мы пришли их навестить, и радуются, что не забыли. Могилки в общем были ухожены, но после зимы среди свежей травы торчали сухие стебли степных будяков. Дуся поспешно выдернула бурьян, выбросила его за оградку и только после этого достала припасы. Она разложила на стоявшем здесь же дощатом столике колбасу, яйца, конфеты, извлекла чекушку и маленький граненый стаканчик, наполнила его, вручила девочке «Ласточку» и, тихо проговорив: «Ну, помянем рабов Божьих…», залпом проглотила водку. Лицо ее тут же покраснело и залоснилось, глаза заблестели. Дуся уткнула голову в ладони и, казалось, глубоко задумалась. – Скажи, баба, – вновь спросила Наташа, – это мои прабабушка и прадедушка тут похоронены? – Тут, внученька, – отозвалась Дуся. – А дедушка где? Ведь он тоже умер. – Я тебе сто раз говорила. На фронте погиб. Где-то под Москвой… А где точно, не знаю. А так бы съездила на могилку к моему Пашеньке… – А он тоже в раю? – Ну ясное дело. – И смотрит сейчас на нас? – Можешь не сомневаться. Давай-ка за упокой его души выпьем. То есть я выпью, а ты конфетку съешь. – А вот, баба, объясни мне: те, которых сегодня поминают, они все в раю? – Ну… не все. – А другие, те, что не на небе… Они где? – В аду, думается. – Это под землей? – Само собой. – Но ведь и их сегодня поминают? Как же так? Если они плохие, чего же их вспоминать? – Для того и вспоминать, чтобы им на том свете легче было. Девочка замолчала, видимо обдумывая услышанное. Дуся тем временем выпила еще один стаканчик, облупила яйцо и стала смачно жевать его, потом принялась за колбасу и заедала все это добро пирожком с ливером. – А скажи, баба, вон те холмики, – девочка показала рукой куда-то вперед, – они тут зачем? – Какие холмики? Ах, эти. Тоже могилки, видать. |
