– Ненормально то, что ради своих прихотей Билл способен порвать с семьей и с семейной традицией. Сам посуди: бросить отличное место в одной из самых уважаемых нью-йоркских юридических фирм и жениться на какой-то портняжке – разве это поступок здравомыслящего человека? Я абсолютно уверен, что в нем говорит подростковый нигилизм, который Билл так и не изжил до конца. Ну а если хочешь знать мое мнение – ему давно пора повзрослеть и начать относиться ответственно к своим поступкам, – с негодованием закончил Пит.

– Билл давно вырос, – возразил Том. – Просто он хочет не того, чего хотим мы с тобой или отец. Он никогда не увлекался девчонками, которые нравились нам, да и на юридический Билл пошел только потому, что так захотел папа, но я уверен, что работа в фирме ему не нравилась. Ему хочется помогать людям – утешать отчаявшихся и наставлять павших духом, и я не могу его за это осуждать, – добавил он, стараясь быть справедливым к брату.

На Пита, однако, его слова не произвели ни малейшего впечатления. Он продолжал считать уход Билла из фирмы неумным детским бунтарством. Того же мнения придерживался и отец; что касается матери, то ее куда больше расстраивала женитьба младшего сына на шахтерской дочке. Никто из родственников не одобрял Билла, никто, кроме Тома, не пытался разобраться в его побудительных мотивах.

– Еще можно понять, – сказал Питер, – когда в двадцать лет человек записывается в Корпус мира, но Биллу уже тридцать четыре, а он по-прежнему хочет быть бойскаутом.

Эти слова неприятно поразили Тома – особенно после всего, что он услышал от Билла во время встречи за ланчем. Подобного презрительно-пренебрежительного отношения к брату он не ожидал даже от Пита. В конце концов, Билл хотел быть священником, а не бойскаутом.

– Навряд ли священников можно сравнивать с бойскаутами, – заметил он. – Да и в бойскаутском движении тоже нет ничего плохого. Ты злишься потому, что Билл будет исцелять человеческие души, а мы до старости будем возиться с налогами, – добавил Том и сам удивился: ничего подобного он от себя не ожидал. Впрочем, избранное братом поле деятельности действительно казалось ему более благородным, чем работа в области налогового и наследственного права.

– Попробуй сказать это папе! – фыркнул Питер. – Когда Билл ушел из фирмы, у отца едва инфаркт не случился. А мама сама не своя с тех пор, как он женился на своей Дженни. Нет, не понимаю, зачем он это сделал! Ни я, ни ты никогда не сомневались в том, что наше призвание – юриспруденция. Именно ею занимались все наши предки, и никто не жаловался. Только Билл у нас такой особенный: ему, вишь ты, приспичило спасать души!

– Ты же сам сказал, что юридическая практика – наше призвание. У Билла оно другое. Хотя, быть может, все дело в том, что он оказался храбрее нас, – задумчиво проговорил Том. Он никак не мог забыть выражения лица Билла – это было лицо человека, который пребывает в мире с самим собой, и Тому оставалось только ему позавидовать. Сам он ничего подобного не испытывал. Никогда.

– Вот, теперь и ты туда же! – с досадой воскликнул Питер. – Ну что тебе еще нужно? Мы работаем в лучшей юридической фирме Нью-Йорка, хорошо получаем, причем ни ты, ни я не боимся потерять место, что по нынешним временам тоже не последнее дело. Когда-нибудь папин бизнес достанется нам, а это значит, что если мы не наделаем глупостей, то сумеем обеспечить себя и наши семьи до конца наших дней. Какой нормальный человек откажется от такого?

Вопрос был сложный, и Том не стал на него отвечать, однако, уже вернувшись в свой кабинет, он продолжал размышлять над тем, что услышал от Билла и что сказал ему Пит.