«Мерседес», набирая скорость, несся к воротам.

Борис и Михась, вскинув автоматы, открыли ураганную стрельбу по проносящейся мимо машине. Тщетно. Пули плющились и отскакивали от бронированных бортов и окон машины. Они не могли причинить ей никакого вреда.

— Уходит. Уходит, — кричал Борис, продолжая жать на курок. — Уходит, гад!

«Мерседес» с ходу врезался в горящую посреди ворот иномарку, разорвал, отбросил ее в сторону и, почти не задержавшись, в дыму и огне, вырулил на свободную теперь дорогу.

— Все! Теперь его не достать, — психанул Борис, отбросив в досаде пустой автомат. — Здесь противотанковое ружье надо было иметь, а не этот пугач!

— Депутат, чтоб его!.. Это депутат ушел. Скользкий, сволочь! Как обмылок в бане. Не ухватишь! — выругался Сан Саныч.

— Как всегда: мелюзга отдувается по полной программе, а главный организатор тихо уходит в кусты.

— Уезжает.

— Что уезжает?

— Уезжает в кусты. С комфортом.

— Ладно, что случилось, то случилось. Чего теперь глотки рвать. Нам не о «мерсе» переживать надо — о себе. Нам, может быть, на все про все минуты остались, — напомнил Борис. — Предлагаю рассовать «ППШ» по рукам убитых бандитов. Только вначале приклады и курки как следует обтереть. И их пальчики приложить. Пусть сыскари думают, что здесь случилась междоусобная разборка. Им так проще будет. И нам тоже.

А те, что в «Мерседесе», я думаю, заявление в милицию не понесут. Они если надумают с нами разобраться, будут разбираться по-свойски. Без оглядки на закон. Что лично для нас может быть еще и хуже.

Зря мы его все-таки упустили! Теперь жди вторую серию!

Глава 32

Черный, с затененными окнами «Мерседес», приседая на задние колеса, уходил по дороге. По единственной дороге, которая выводила из лагеря. Последним препятствием, отделявшим его от свободы, были поваленные березы. Но для «Мерседеса» они большой проблемы не представляли.

Проблему для бронированного «Мерседеса» мог представлять только… раненый Семен.

Он давно следил за ходом боя. Ему не нужно было его видеть, ему довольно было его слышать. По отдельным выстрелам, по автоматным очередям он четко мог представить, что там творится.

А творилось там не самое лучшее.

Короткие очереди «Дегтярева».

Дробная трещотка «Калашниковых».

Редкие винтовочные выстрелы.

Один «Дегтярев». Один «ППШ». Одна винтовка.

Один Анатолий! Без огневой поддержки, без помощи ветеранов. Молчат ветераны.

Пять, десять, пятнадцать минут. Молчат! Значит, нет ветеранов. Возможно, вообще уже нет. На всей грешной земле. И скорее всего нет, иначе давно проявили бы себя. Не оставили бы на стопроцентную погибель своего товарища.

А они молчат!

Отсюда выходит, что на поле боя их осталось двое — раненый он, Семен, и ведущий неравный бой Толя. Рано или поздно они его достанут. Один человек не может победить десяток. Если только не действует из-за угла. Фактор неожиданности утрачен. Они его убьют. Это как дважды два. Без глупой надежды на пятерку или восьмерку в ответе.

Они его убьют и попытаются скрыться из лагеря. По единственной дороге. По той, возле которой лежит Семен.

А раз он здесь лежит, он должен попытаться им усложнить эту задачу. Не остановить — нет, на это у него сил не хватит. Но затормозить и, возможно, кого-то убить. И умереть самому. В бою. Потому что без посторонней помощи он все равно не выживет. Только дольше будет мучиться. И потому еще, что оставаться единственным живым ему не с руки.