Но Гланька перебила его мысли:
- Ты газеты еще не видел?
- Признаться…
- Погиб Кросби, - сказала Гланька.
И замолчала, давая Ледникову время переварить услышанное. Не дождавшись ответа, она нетерпеливо напомнила:
- Тот самый журналист, который писал про исчезновение Рафы.
- Что значит - погиб? - недоверчиво спросил Ледников.
Он вспомнил вчерашний неудавшийся разговор в пабе, безумные глаза Кросби… А потом глаза его остановились на дискете, лежавшей на столе. Дискете, которую вручили Кросби и содержавшей материалы о нем, Ледникове…
- Погиб - значит умер, - сказала Гланька.
- Его убили?
- Нет, он отравился газом. Его нашли на кухне - конфорка была включена и залита кофе. Здесь пишут: соседи, которые видели, как он возвращался, говорят, что он был совершенно пьян. В редакции подтвердили, что он начал пить еще на работе…
Ну, это-то не новость, подумал Ледников.
- Это все?
- Ты плохо о них думаешь. Разумеется, еще они пишут, что эта смерть, если она не была естественной, скорее всего связана с теми статьями, которые в последнее время писал Кросби… И что он собирался продолжить свое расследование, готовил новый сенсационный материал. В общем, нам, видимо, надо ждать визита полиции.
- Ничего, визит полиции - это еще не трагедия. Как Седрик?
- Седрик? - задумчиво переспросила Гланька. - Боюсь, ему снова хочется выпить.
- Постарайся удержать его от этого дела до моего прихода. Через час у меня важная встреча, а после нее я могу приехать прямо к вам…
- Я буду ждать, - тихо сказала Гланька и положила трубку.
Ледников раздернул шторы и уставился в окно. Был уже десятый час, но сумрачный декабрьский денек и не собирался разгораться. Тот же надоевший московский сумрак. Та же беспощадная привычная жизнь, где убивают, шантажируют, пьют от бессилия, спасаясь от собственных страхов и угрызений совести.
В ванной он думал о том, что на месте блондина в дубленке, с которым бедняга Кросби встречался вчера в пабе, он теперь подбросил бы такую же дискету в редакцию газеты, и они, разумеется, точно бы выдали очередную сенсацию, которую так ждет английская публика, наэлектризованная полонием.
Потом позвонил Модест. Как в старые добрые времена - надо было утром удостовериться, что твой вчерашний собутыльник жив-здоров и не натворил чего-то непоправимого. К тому же он уже был в курсе случившегося с Кросби.
- Валь, ты там давай поосторожнее! - В голосе Модеста звучала искренняя и трогательная озабоченность. - Ты уверен, что эти козлы, которые его замочили, теперь не примутся за тебя? Если что - сразу звони. У меня есть кое-какие связи…
Крейг Вудгейт сидел за столиком в углу, откуда ему был виден весь зал, и читал газету. Ледников помнил его высоким, прямым, несколько скованным в движениях, как потом выяснилось, от хронических болей в колене. Настоящий английский офицер со щеточкой усов. В нем было обаяние доброжелательного, ироничного, но несколько печального джентльмена, много повидавшего в своей жизни. Он был у них в доме во время приезда в Москву. С тех пор он подсох, поседел, но не узнать его было невозможно.
- Добрый день, мистер Вудгейт, - отвлек его от чтения Ледников.
Вудгейт отложил газету в сторону и с интересом оглядел Ледникова.
- А-а, это вы, Валентин… Рад встрече. Извините, что не встаю, но мое колено сегодня совсем ни к черту. Присаживайтесь.
- Может, вам не стоило выбираться из дома? Я бы приехал к вам…
- Ладно, не такая уж я старая развалина, - засмеялся Вудгейт.
Ледников поставил на столик подарок - коробку с самой дорогой водкой, которую он купил перед отлетом в Елисеевском.
- Ого, - почтительно оглядел бутылку Вудгейт. |