Изменить размер шрифта - +
Критика необходима для развития таланта, это аксиома, но её строго нужно дозировать; большим количеством критики можно отравить даже сильный талант — человек банально отчаится и перестанет делать попытки. …Хотя из него, вероятно, что-нибудь бы вышло, если бы неразумная критика не отбила у него напрочь охоту к творчеству.

— Я с тобой не согласна, — сказала Маргарита, недовольно наморщив носик, — если человек может бросить, значит, ему не особо и нужно это творчество. Слава богу, что на свете есть критики, которые регулярно пропалывают плодородные поля всевозможных «творцов». Не то слишком много развелось бы у нас гениев.

— И ты, значит, из этих доблестных героев, грудью стоящих на страже у врат в мир чистого искусства и зорко следящих, чтобы никакая случайная ушлая бездарь туда на кривой козе не въехала…

— Не ругайтесь, девочки, — тихо сказал Роберт.

Ажиотаж вокруг его рисунка постепенно утихал, как унимается огонь в костре, куда бросили бумагу, по мере её сгорания. Через несколько минут кроме Кирилла у стола никого не осталось. Кирилл стоял над рисунком, и, как всегда, молча страдал: ядовитая плесень зависти отвоевала сегодня очередную пядь его духовной земли.

— Что же ты все-таки изобразил? — спросил он.

— Смертинет, — честно ответил Роберт.

 

Глава 2

 

У Роберта были зеленые глаза с горчичным ободком вокруг радужки и волосы цвета мокрого сена. Он напоминал дождливый летний день: когда он смотрел прямо в лицо, казалось, начинает моросить.

В школе Роберт учился неплохо, но без особой охоты. Поля всех его тетрадей плотно затягивало причудливыми карандашными узорами. Многие люди, когда волнуются или скучают, стремятся чем-нибудь занять руки — одни теребят пуговицы, другие — колупают ногти, третьи идут дальше и приобретают себе брелки или четки, а Роберт — рисовал. В любой непонятной ситуации он брал в руки пишущий инструмент. И всё, на что падал его взгляд: салфетки, чеки, бумажные пакеты, деревянные линейки, любые предметы, в которые могли вонзить свой клюв карандаш или ручка — всё становилось маленькими и большими окошками в робертовы удивительные миры.

Кирилл завидовал даже этим случайным скороспелым рисункам. Он пытался повторять за Робертом, и тоже расписывал во время занятий поля тетрадей, уголки учебников, принадлежности из пенала. Однако, как назло, выходило у него и вполовину не так мило, как у его товарища, да вдобавок Кирилл постоянно ловил замечания на уроках.

— Опять отвлекаешься, не думай, я всё вижу. Сейчас алгебра, а не рисование. Тебе занятий в студии мало?

Роберт-то рисовал легко, по наитию, не занимая этим мыслей. Он мог спокойно повторить последнюю фразу преподавателя, если тот ловил его и спрашивал. Он мог решить задачу по объясняемому материалу. Рисование не мешало ему думать и воспринимать, а наоборот — помогало. Как Эйнштейну — игра на скрипке.

Кирилл часто увязывался за Робертом и пытался разделить его странные увлечения. Как будто хотел надышаться рядом с ним непостижимым воздухом таланта. Роберт не гнал одноклассника из своей жизни, но принимал в неё без особого радушия. Когда испытывал необходимость остаться в одиночестве, говорил Кириллу об этом прямо — к счастью, тот понимал.

Они ходили вместе и в студию, и на волейбол, и на вечеринки.

Быстрый переход