Преш подошла к окну и принялась читать. Закончив чтение, она от волнения долго не находила слов.

— Но почему? — наконец вырвалось у нее. — Ведь у нее было все, ради чего стоит жить.

— Маниакально-депрессивный психоз — очень тяжелое заболевание. Лейлани уверяла, что принимает лекарства, но… Наверное, все-таки не принимала.

Преш подошла и опустилась на колени рядом с ним, с тревогой заглядывая ему в глаза.

— У тебя теперь есть объяснение всему случившемуся. Если ты покажешь ее письмо в полиции, то у них больше не будет к тебе никаких вопросов.

— Нет! Я ни за что не дам им читать последние слова Лейлани. Они предназначались только мне.

— Но в этом письме твое спасение, Сэм, — уговаривала его Преш. — Ты должен показать его.

— Я и раньше не открывал тайну ее болезни и теперь не собираюсь.

— Нет, ты должен, — настаивала она. — Дело очень серьезное, Сэм. Сегодня ты убедился в этом. Если ты не покажешь им письмо, тебя могут арестовать за убийство. Разве это имела в виду Лейлани, желая тебе счастья?

Они долго смотрели в глаза друг другу, наконец он вздохнул и согласился с ней.

Преш взяла два высоких бокала с красным вином из Каролины и подала один Сэму.

— Выпьем, но сначала надо произнести тост, — торжественно сказала она.

Сэм предложил:

— За мою любимую жену Лейлани. За счастье, которое она мне дарила.

Подняв бокалы, они осушили их до дна.

Сэм позвонил в полицию. Он показал детективам письмо Лейлани, графологическая экспертиза подтвердила его подлинность. Полицейские извинились перед Сэмом, вернули ему красный жакет и обручальное кольцо. Дело было закрыто.

Преш осталась с Сэмом в доме на морском берегу. Им было легко вдвоем, они по-прежнему дружески подтрунивали друг над другом, но уже не ссорились. Днем они устраивали долгие походы по побережью, а вечерами сидели возле камина, попивая вино, и беседы их затягивались до глубокой ночи. Им казалось, что они давным-давно знают друг друга.

Однажды на исходе дня Сэм схватил Преш за руку:

— Давай пройдемся, полюбуемся на закат.

Ветер как раз стих, море не бушевало, а чуть слышно нашептывало что-то. На гребнях волн качались крачки, в воздухе чувствовался запах соли и морских водорослей. Сэм вел Преш за собой через дюны, пока они не добрались до ложбины. Он выпустил ее руку, упал на спину, заложил руки за голову.

— Подойди ко мне, — с улыбкой сказал он.

Она подошла, легла рядом с ним, в шутку меряясь с ним ростом, а затем стала смотреть в золотистое закатное небо.

— Рафферти?

— Да? — она повернулась к нему.

— Ты хороший друг, но… боюсь, как бы мое признание невзначай не испортило нашей дружбы.

Она поднялась и села:

— Какое признание?

— Мне кажется, я люблю тебя, Рафферти.

Она улыбнулась:

— Мне тоже порой кажется, что я тебя люблю.

— Как ты считаешь, это серьезное чувство?

— Откуда мне знать? Но меня это, честно признаюсь, нисколько не пугает.

— Ты удивительная женщина, одна на миллион. Другой такой мне ни за что не найти. Не покидай меня, Рафферти. — Он обнял ее и поцеловал.

Холодный песок попал за воротник ее свитера, но Преш даже не почувствовала, потому что его сильные теплые руки сжимали ее все крепче и крепче. Все происходило так, как и должно быть, но только в начале романа.

«Значит, все только начинается, и это прекрасно», — подумала Преш.