Гальончи закашлялся, и, хотя глаза у него от боли едва не вылезли на лоб, я мимоходом отметил, что ни во рту, ни на губах у него крови не видно, — стало быть, внутреннего кровотечения у него нет и жизненно важные органы не задеты. Дорэн дал ему пару секунд, чтобы отдышаться, потом поднял пистолет и выразительным жестом махнул им в сторону раны на груди Гальончи. Видимо, намек был понят, потому что тот снова заговорил:

— Я сказал ему: знаю, что он врет, это его драгоценный сынок убил ту девушку, иначе с какой бы радости он тогда выкинул кучу денег, лишь бы его отмазать и взвалить убийство на тебя. А он только рассмеялся — чего, дескать, их жалеть, это ведь не его деньги. И добавил, что те деньги, которые он мне платил, просто жалкие гроши по сравнению с тем, сколько может выложить тот тип, который на самом деле ее пришил. А я ведь встречался с ним — видел в тот день, когда мы с ним и Джефферсоном приехали в дом, где жили ее родители. Ну вот я и отправился прямиком к Полу Бруксу.

— И предупредил его, что Джефферсон собирается пойти в полицию и рассказать, что произошло в тот день пять лет назад, — закончил за него Дорэн.

— Да. Правда, я блефовал. Но это сработало — он мне поверил.

— Значит, ты убил Джефферсона, разбогател и все-таки продолжал преследовать жену Джефферсона, вымогая у нее деньги. Полмиллиона тебе показалось мало, да? Хотел, чтобы они превратились в три с половиной. А отдуваться за все предоставил Перри — натравил на него копов.

На это Гальончи ничего не ответил — просто уставился на Дорэна и молча ждал, что будет дальше. Кровь из раны на груди уже перестала течь. В общем, Дорэн оказался прав — мне случалось видеть кое-что похуже. Очевидно, сегодня Гальончи не суждено было умереть. Во всяком случае, не из-за этой раны.

Дорэн, по-прежнему держа в руке пистолет, невидящим взглядом уставился в пространство. Какое-то время он молча сидел, потом чуть заметно покачал головой, словно в ответ на какие-то свои мысли, после чего покосился на Тора, как будто для того, чтобы лишний раз убедиться, что он все так же держится в стороне и не пытается незаметно достать пистолет. Когда же он поднялся наконец на ноги, то я был потрясен — все его прежняя гибкость куда-то исчезла, он распрямился, устало разогнув спину, словно старик, у которого затекла поясница. Дуло пистолета уже не смотрело больше в грудь Гальончи — теперь оно было направлено на меня. Свободной рукой Дорэн бросил мне наручники, которые незадолго до этого снял с ног Эми.

— Надень их на него, да поскорее, — велел он, указав на Гальончи.

Повинуясь приказу, я обошел вокруг Дорэна, склонился к Гальончи, взял его за руки и защелкнул на них наручники. Гальончи даже не пытался мне помешать — он вообще не смотрел на меня. Взгляд его был по-прежнему прикован к лицу Дорэна.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Дорэн, когда раздался щелчок, и наручники стянули запястья Гальончи. — А теперь мы возьмем вон тот автомобиль и уедем отсюда. За руль сядешь ты, Перри. А мы с моим дружком устроимся сзади. — С этими словами он пнул Гальончи ногой в бок.

— Ты можешь ехать куда глаза глядят. Делай с этим куском дерьма все, что тебе вздумается, но я лично никуда не поеду. Мне нужно отвезти Эми домой, — отрезал я.

— Вот он ее отвезет, — кивком головы Дорэн указал на Тора. — Лично я ничего не имею против. Пусть забирает ее и топает вниз по дороге, там их встретит твой напарник. Мне наплевать, куда они ее отвезут — к копам, в больницу, словом, куда угодно. А вот нам с тобой, приятель, нужно смотаться ненадолго в одно местечко.

— Куда?

— Повидаться с Полом Бруксом. Я ведь не шутил, когда сказал, что собираюсь сегодня же положить всему этому конец.