— Прошу вас, — пробормотал он. — Пройдемте ко мне в кабинет. Чековая книжка там, в кабинете.

Повернувшись к нам спиной, Брукс протрусил через прихожую. Но Дорэн, вместе того чтобы последовать за ним, вдруг оглянулся на меня, по-прежнему стоявшего у него за спиной, и махнул пистолетом.

— Давай, Перри, пошли, — буркнул он.

— Может, уйдем отсюда? — предложил я.

— Что?

— Уходи отсюда, Дорэн. Садись в свой автобус и уезжай.

Губы Дорэна раздвинулись в улыбке. Я заметил, что кровь на них уже подсохла.

— Не думаю, что это хорошая идея, — проговорил он.

Пожав плечами, я двинулся вслед за Бруксом через холл. Дорэн последовал за мной. Ни один из нас не сказал Гальончи ни слова, даже не оглянулся на него; мы просто оставили его валяться там с наручниками на руках, пятная кровью чудесный пол из дерева какой-то твердой породы. Брукс не стал включать свет, в холле стоял полумрак. Вдоль стены тянулась довольно экстравагантная подставка для вина, рассчитанная на пятьдесят-шестьдесят бутылок, белое вино в тусклом свете слегка отливало янтарем, тени, прятавшиеся по углам прихожей, делали красное вино похожим на загустевшую кровь. Брукс шел быстро, не оглядываясь на нас, плотно прижав руки к бокам. Свернув в первую же дверь по левой стороне, он щелкнул выключателем, и в комнате зажегся свет. Мы оказались в его кабинете — огромной, просторной комнате, из окон которой днем, наверное, открывался великолепный вид на пристань, озеро и спускающиеся к самому берегу деревья. Но теперь была ночь, и поэтому в окнах мы увидели лишь отражение комнаты.

Дорэн, обогнав меня, встал перед столом. Брукс уже успел усесться в кресло. Не отрывая глаз от лица Дорэна, он порылся в бумагах на столе, нашел черную чековую книжку и положил ее перед собой. Потом открыл ее, отыскал незаполненный бланк, после чего, спохватившись, вдруг похлопал себя по груди, словно машинально нащупывая в кармане ручку. Я и до этого не сводил с него глаз, но этот его жест заставил меня насторожиться. Я весь подобрался — на первый взгляд это движение выглядело совершенно обычным и тем не менее было в нем что-то нарочитое, фальшивое, вот только я никак не мог сообразить что.

— Так, а теперь нам понадобится ручка, — пробормотал Брукс и, потянувшись, взялся за ручку, собираясь выдвинуть один из ящиков письменного стола.

— Нет. Не делай этого… — начал было Дорэн.

Но было поздно — Брукс уже успел приоткрыть ящик и сунул туда руку. И в этот самый момент Дорэн выстрелил.

Раздался грохот. Пуля, попав в Брукса, пробила ему шею возле ключицы, прошла насквозь и угодила в спинку кресла у него за спиной, но, даже несмотря на это, он успел выхватить лежавший в ящике стола пистолет и нажать на спуск. Прогремел еще один выстрел — как в замедленной съемке, прямо у меня на глазах, в столе появилась дыра, в воздух взметнулись щепки, а потом, оцепенев от ужаса, я вдруг увидел, как на животе у Дорэна расплывается багровое пятно.

Дорэн выстрелил снова. На этот раз пуля попала Бруксу в горло, оставив в нем рваную рану; брызнула кровь, и голова Брукса с шумом ударилась о спинку стула. Словно завороженный, я увидел, как в жуткой райе забулькала и запузырилась кровь, словно он попытался сделать последний вздох, но так и не смог.

Стряхнув с себя оцепенение, я осторожно двинулся к Дорэну, который, несмотря на рану, так и продолжал стоять возле стола, не сводя с Брукса глаз. Но он, уловив мое движение, наставил на меня пистолет, давая понять, чтобы я не двигался. Я прирос к полу, беспомощно выставив перед собой руки. Пару секунд он смотрел мне в глаза. На лице его, как мне показалось, было написано тяжкое сомнение. Кровь из раны на животе продолжала течь, пятная рубашку, но он, по-моему, просто этого не замечал.