– Можете снять пальто.

– Я чувствую себя чересчур скромно одетой, – пытаюсь я объяснить.

– Все у вас отлично.

Все, что на нем надето, – наверняка от Армани, или Версаче, или что-то вроде того. На ту сумму, что он выложил за одни свои часы, можно, пожалуй, лет пять кормить всю мою семью. У Эвана темные, коротко постриженные волосы и темно-серые глаза. Черты лица резкие и решительные.

– Я на сегодняшний вечер условилась об одном деле. – Я вовсе не собираюсь ему сообщать, что подрабатываю в пабе. – Ничего, если я вскоре уйду?

– Идите, – кивает мистер Дейвид.

– В какое время вы хотите, чтобы я приходила?

– Не рано, – пожимает он плечами. – К восьми часам.

– К восьми, – повторяю я. Значит, поспать у меня получится что-то около пяти часов. Просто класс! Но все же отвечаю: – Хорошо. Отлично!

На этом Эван отходит от меня и отправляется к роялю. Этот человек обладает какой-то необычайной, мистической способностью: когда он отступает, на его месте словно образуется вакуум. По крайней мере, так я могу объяснить накатившую на меня оторопь и дрожь в коленках.

Тем временем Антон, успев расставить ноты на подставке, без лишних вступлений начинает играть, и Эван разрывает тишину изумительнейшей песней, что мне когда-либо доводилось слышать. У меня аж волосы на загривке вздыбливаются, а от мощи его голоса перехватывает дыхание. Жаль, не могу вам сказать, что это за песня, поскольку не имею о том ни малейшего понятия. Я пытаюсь переключиться на список журналистов и расписание всех интервью, которое мне предстоит составить, однако это попросту невозможно: голос Эвана притягивает к себе все внимание без остатка. Все мои чувства разом обостряются – уши слышат каждый звук, кожу тоненько покалывает, даже соски сжались от напряжения. От невыразимого наслаждения меня словно откинуло на спинку кресла и на время парализовало.

И с таким-то удовольствием я вынуждена сейчас попрощаться! Должна вырваться из этого вихря чувственности, взять свою сумку и в самый пик наслаждения заставить себя топать прочь, в «Голову короля» – наполнять стаканы пивом и отбарабанивать свой никчемный концерт с патлатым Карлом.

Кто бы мог подумать, что эта встреча закончится для меня таким необыкновенным восторгом!

Открыв дверь, я обнаруживаю своих предков в самый апофеоз «третьей мировой войны». Посреди кухни матушка с безумной яростью стегает папу кухонным полотенцем по голове – что далеко не легкий трюк, учитывая, что мама не в пример ниже его ростом, даже на каблуках. В прихожей стоят два вспучившихся чемодана.

– Всем привет! Алё! – кричу я. – Что здесь происходит?

Мама снова со всей злостью охлестывает папу полотенцем. Кажется, еще немного, и у нее пена выступит изо рта.

– Твой отец меня бросает.

– Что?! Бросает? Из-за чего?

– Ничего я не бросаю, – отнекивается папа, пытаясь прикрыть голову щитом из рук. – Это мать твоя меня вышвыривает прочь.

Я поворачиваюсь к маме:

– Ты его вышвыриваешь?

– С меня хватит! – кричит она, «выпаливая» одновременно из словесного и кухонного орудий. – Хватит с меня его пьянства, картежничества и хождения по бабам!

У меня глаза лезут на лоб. Ну пьянство и картежничество – положим. Но хождение по бабам? Это что-то новенькое! Я знаю, конечно, что мой старикан заглядывается на женщин – но не думаю, чтобы когда-либо к кому-то прикасался.

– Он дрянной и никудышный старый мерзавец! – не унимается мать.