– Чуть погодя, – подхватываю я, – ты отправишься домой и будешь умолять маму пустить тебя обратно. Она всегда пускает. – Хотя я все же забыла про тот факт, что прежде матушка никогда не выпроваживала отца из дома путем какого-либо физического воздействия. – Просто на этот раз тебе придется очень постараться.

Папа фыркает себе под нос.

– Не хочешь все же мне сказать, что ты там такое натворил? Я-то уж не куплюсь на твою байку про картишки в «Микки-Маусе». Мама уже долгие годы все это терпит – и никогда еще так не психовала.

Отец с независимым видом складывает руки на груди.

– Мне больше нечего сказать. Клянусь богом, я ничегошеньки не натворил. И я остался точно таким же, каким был всегда.

Одного этого достаточно, чтобы подать на развод на почве эмоциональной жестокости, отягощенной неразумным поведением супруга.

Я разворачиваюсь, чтобы идти в кухню, и папа торопится за мной, обернувшись вокруг пояса простыней, которая не в состоянии укрыть от меня тот факт, что спал он не снимая носков. Я в раздражении качаю головой. Немудрено, что матушка сыта по горло! Достаточно одной ночи в обществе моего папочки – и мне самой хочется в него вцепиться.

– Едрит твою налево! – вскрикивает отец, едва ступив в кухню. – Мышь!

– Успокойся, – хмыкаю. – Это Пискун.

– Это же гнусный вредитель!

– Не будь таким грубияном. Это член семьи.

– Я не собираюсь жить в одной квартире с этой чертовой мышью!

– Ну и чудненько. Тащи свое недовольство обратно домой.

Пискун высовывается нас поприветствовать.

– Ты в курсе, что у мышей пузырь совсем не держит и за ними везде тянется след мочи?

– Ну да, почти как у дряхлых предков.

– Да ты просто вся в мать! – сурово заявляет папа. – С такой-то семейкой мы за годы сэкономили, поди, целое состояние на энциклопедиях – вы же обе и без них все обо всем на свете знаете!

– Так, я уже на работу опаздываю, – обрываю его я. – Сам завари себе чай.

– Когда вернешься?

– Не знаю. Может, с новой работы снова прямиком отправлюсь в паб. Смотря как у меня сложится этот день высокого полета. – При мысли, что новое место может сулить мне некий вполне реальный шанс, меня всякий раз окутывает дурманом. – Тебе в какое время на работу?

У отца выступает на лице страдальческая мина:

– Мне бы сегодня лучше не идти, а то чувствую себя каким-то хворым. Наверное, от стресса, – добавляет он. – Да и со спиной нынче что-то не то.

Я еле удержалась, чтобы не сказать отцу, что это «что-то не то» у него всегда и во всем.

– Я, может, перехвачу тебя попозже в «Голове». – Нарочито морщась, папа потирает себе спину.

Быстро схватив сумку и пальто, спешу к входной двери.

– Если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, – бросаю напоследок, хоть и понимаю, что у Дерека Кендала с этим всегда большая напряженка, – ты сегодня сводишь куда-нибудь маму, дабы затереть свою вину, что бы ты там ни наделал.

И вот после этой легкой словесной перепалки я с головой окунаюсь в свой новый день, страшно сожалея, что у меня уже с утра нет ни сил, ни духа выступать по тротуару, точно какая-нибудь красотка с рекламы лака для волос.

Как ни странно, мне довольно-таки нравится петь в «трубе». Там отличная акустика, и это дает нам возможность лишний раз хорошо порепетировать, одновременно зарабатывая какую-никакую денежку.