— Мне бы уйти в гримерную и тихонечко там посидеть, малой, — сказала ему Сюзи. — Но я не могу! Вы только взгляните! Разве не прелесть? Ох, я сейчас лопну от счастья! Какой вечер!

— Первый класс! — воскликнул мистер Окройд с непростительным для браддерсфордца воодушевлением. — Отменно тебя приняли, малышка Суз. Грят, в партере сидит какая-то важная театральная птица.

— Вот именно! — вскричала Сюзи. — В любую минуту он может войти сюда и сказать: «Мисс Дин, я искал вас много лет. Начинаем работать во вторник, плачу двести пятьдесят фунтов в неделю. Если этого мало, дайте мне знать». Ну, или вроде того. Как вы думаете?

Не успел мистер Окройд ответить, как Сюзи закружила его в вальсе.

— Вон, значится, как? — спросил он, когда его наконец отпустили. — А что же бедные «Добрые друзья»? Мы ведь больше и не свидимся — билет придется покупать, шоб на тебя полюбоваться! Не слушай меня, малышка Суз, — продолжал мистер Окройд, заметив, что она хочет его перебить. — Думай о себе, и ежели энтот малый предложит тебе десять фунтов в неделю и работу в Лондоне или еще где в том же роде — соглашайся! Только чтоб без срамоты всякой, нагишом там выступать или что. Ты имей это в виду, а то, грят, в Лондоне такое сплошь и рядом. Но если все честь по чести — соглашайся! Конешно, я буду скучать, ну да…

— Миленький! — вскричала Сюзи, которой неудержимо, больше чем когда-либо, хотелось плакать и смеяться одновременно. — Ты просто чудо, малыш Джесс, я тоже буду очень скучать! А давай вместе убежим в Канаду, давай, а?

— Э-э… — протянул мистер Окройд. — Я б хотел этого больше всего на свете. Вот была бы потеха! — Он на минутку умолк, восхищенно размышляя о возможной «потехе», потом вернулся в мир фактов. — Так, слушай сюда. Не думай о «Добрых друзьях». Если предложение будет выгодное — соглашайся без разговоров. Труппа-то все одно развалится, рано иль поздно. Нутром чую, скоро что-то произойдет. Хошь смейся, хошь верь, а я на этом деле собаку съел. Когда «Юнайты» взяли Кубок, я с начала года это предсказывал, а на фабрике меня все высмеивали почем зря. И вот еще… — добавил он, переведя дух.

— Продолжай, великий астролог! — рассмеялась Сюзи.

— Я и про сегодняшнюю кутерьму знал. Сдается мне, она еще не кончилась.

— Ты про хулиганье на задних рядах?

— Вот-вот. Я сходил, посмотрел на них, поболтал с тем стариком, что за задними рядами следит — не по душе мне все это. Подлянка тут кроется, ей-богу. А какая — не разберу. Ступай, Джимми тебя на сцену просит, покуда антракт не начался.

Сюзи ушла и помогла труппе вновь сорвать бешеные аплодисменты. Джимми объявил антракт, надеясь, что во время перерыва хулиганы уйдут или угомонятся, хотя за последние полчаса или около того они не издали ни звука. Как только занавес опустили и в зале загорелся свет, Иниго выглянул в щелку и успел заметить, как мистер Монти Мортимер пробирается к проходу. Зайдет ли он за кулисы, чтобы поговорить? Или отправится в буфет что-нибудь выпить? Минуты шли, мистер Мортимер все не появлялся, и Иниго пришел к выводу, что ему захотелось пить — весьма жизнеутверждающий вывод по сравнению с Сюзиным: та решила, что ему стало противно и он уехал с концами. Однако перед самым началом второго отделения они увидели, как он возвращается, и Сюзи успела краешком глаза рассмотреть его ассирийские черты.

— А выглядит он ничего, — заметила она. — Так и подмывает крикнуть: «Эй, что скажете?» Интересно, о чем он думает? Непохоже, чтобы он вообще о чем-то думал.