|
. Я хочу заменить вам мать. Я уже думала об этом, пока ждала своего портного, – он был занят с другими заказчицами; я решила, что должна быть очень доброй и хорошо воспитать вас… Это будет так мило! Максим продолжал глядеть на нее своими голубыми глазами дерзкой девчонки и вдруг спросил: – Сколько вам лет? – Таких вопросов не задают! – всплеснув руками, воскликнула Рене. – Бедняжка, ничего то он не знает! Придется его всему учить… К счастью, мне еще не надо скрывать свой возраст. Мне двадцать один год. – А мне скоро четырнадцать… Вы могли бы быть моей сестрой. Он не договорил, но взглядом дополнил свою мысль: он ожидал, что вторая жена его отца значительно старше. Мальчик стоял очень близко от Рене и так внимательно смотрел на ее шею, что она, наконец, даже покраснела. Впрочем, ее легко мысленная головка не умела долго останавливаться на чем нибудь; Рене стала ходить по комнате и заговорила о своем портном, забывая, что обращается к мальчику: – Я хотела быть дома, чтобы вас встретить. Но вот, вообразите, сегодня утром Вормс принес мне этот костюм… Я примерила его и нашла, что он довольно удачен. Не правда ли, в нем много шика? Она остановилась перед зеркалом. Максим ходил за ней взад и вперед, чтобы видеть ее со всех сторон. – Но когда я надела лиф, – продолжала Рене, – то заметила, что он сильно морщит вот тут, на левом плече, видите? Это очень некрасиво, – кажется, будто у меня одно плечо выше другого. Он подошел, потрогал складку пальцем, как бы желая пригладить ее, и его рука порочного школьника задержалась на складке с нескрываемым удовольствием. – Чорт возьми, – продолжала она, – я не вытерпела, велела подать коляску и помчалась к Борису, чтобы высказать ему свое мнение о его непонятной небрежности… Он обещал поправить. Она стояла перед зеркалом, все еще разглядывая себя, внезапно погрузившись в раздумье. Потом приложила палец к губам, нетерпеливо что то обдумывая, и тихо, точно разговаривая сама с собой, произнесла: – Чего то не хватает… положительно чего то недостает… И вдруг быстро повернулась, встала перед Максимом и спросила: – Действительно это хорошо?.. Вы не находите, что чего то недостает, пустяка, какого нибудь бантика? Товарищеское обращение молодой женщины приободрило школьника. К нему вернулся присущий ему дерзкий апломб. Он отошел, снова приблизился, прищурил глаза и пробормотал: – Нет, нет, все на месте, очень красиво, очень… Я бы сказал, наоборот, кое что здесь даже лишнее. Он слегка покраснел, несмотря на свою смелость, подошел еще ближе и, очертив кончиком пальца острый угол на груди Рене, продолжал: – Видите ли, по моему, надо вырезать вот таким образом это кружево и надеть ожерелье с большим крестом. Рене радостно захлопала в ладоши. – Вот, вот! – вскрикнула она. – Я только было хотела сказать – большой крест. Она отодвинула края блузки, исчезла на несколько минут, затем вернулась с ожерельем и крестом. И, подойдя снова к зеркалу, торжествующе пробормотала: – О, теперь все хорошо, лучше и быть не может. Он совсем не глуп, этот стриженый мальчуган! Ты что же, одевал женщин у себя в провинции? Мы, несомненно, станем друзьями. Только надо меня слушаться. И прежде всего вы отрастите себе волосы и снимите этот ужасный мундир. Затем будете учиться у меня хорошим манерам, точно следуя моим наставлениям. Я хочу, чтобы из вас вышел привлекательный молодой человек. – Разумеется, – наивно согласился мальчик, – ведь папа теперь богат, а вы его жена. Она улыбнулась и проговорила с обычной живостью: – Итак, для начала перейдем на «ты». Я говорю то «ты», то «вы»; это глупо… Ты будешь меня любить? – Буду любить тебя от всего сердца, – ответил он пылко, как мальчишка, предчувствующий будущие победы. |
