|
В этих рассказах женщин всегда рисовали писаными красавицами, а ухажеры представали перед читателями неутомимыми в пылу мужчинами. На заднем фоне все сопровождалось вакхической сегидильей, представляющей собой строфу из четырех рифмованных стихов, хотя в отличие от прочих романов грубо эротического плана, продаваемых повсюду за десять сентаво, здесь можно было напасть на какой-то сюжет. Элиза читала произведения вслух, не выражая при этом ни малейшего удивления, словно сама заново пустилась во все тяжкие, в то время как, усевшись вокруг девушки, Вавилонянин с тремя голубками, преисполнившись удивления, все слушали и слушали. Эстер не принимала участие в подобных представлениях, потому что описания действий казались ей бóльшим грехом, нежели их непосредственное совершение. У самой же Элизы горели уши, однако же, не могла не признавать неожиданной элегантности, с какою были выведены все эти гнусности: мало того, некоторые фразы напоминали ей безукоризненный стиль мисс Розы. Джо Ромпеуэсос, кого какие бы то ни было вариации плотской страсти практически не интересовали, а подобные чтения, стало быть, лишь наводили скуку, самолично заботилась о том, чтобы ни одно таковое слово никоим образом не дошло до ушей Тома Без Племени. Ведь выращивала мальчика, чтобы тот стал главным индейцем, а не каким-то там сводником шлюх, говорила женщина, и, стремясь сделать из него настоящего мачо, также не разрешала малышу называть себя бабушкой.
- Ничья я не бабушка, черт бы тебя побрал! Я – Ромпеуэсос, ты меня понял, хитрый сопляк? - Да, бабушка. Вавилонянин, Злой, некогда уличенный в преступлении тип из Чикаго, пешком пересек континент задолго до начала золотой лихорадки. Говорил на языке индейцев и чем только ни занимался, чтобы заработать на жизнь, начиная с показа феноменов в бродячем цирке, где в скором времени как поднимал лошадь выше головы, так и таскал зубами груженный песком вагон, и заканчивая работой грузчиком на пристанях в Сан-Франциско. Там и обнаружила его мадам Ромпеуэсос и включила в состав каравана. Был способен трудиться за нескольких человек одновременно и, держа такого мужчину при себе, в бóльшей защите сама женщина уже не нуждалась. Вместе им было под силу напугать какое угодно число недоброжелателей, что, впрочем, на деле уже не единожды проявлялось. - Тебе нужно быть сильным человеком, в противном случае, тебя просто сметут, Чиленито, - советовал он Элизе. – Ты не думай, что я сам был всегда таким, каким ты ныне меня видишь. Ранее я был таким же, как и ты, тщедушным и наполовину вялым существом, однако ж, взялся за гири и вот, взгляни, пожалуйста, на мои мускулы. И теперь практически все меня побаиваются. - Вавилонянин, ты же ростом за два метра и весом нелегче коровы. Ни в жизнь не буду походить на тебя! – Дело не в размере, дружище. Что принимается в расчет, так это яички. Возможно, я был большим испокон веков, но все равно надо мной посмеиваются. - И кто же над тобой подтрунивает? - Да все, вплоть до моей матери, покойся она в мире. Я расскажу тебе такое, чего никто не знает… - Неужели? - Ты ведь помнишь о Вавилонянине, Добром?… Так вот, ранее им я и был. Хотя последние двадцать лет я – Вавилонянин, Злой, и ты знаешь, сейчас мне, в любом случае, намного лучше.
Позорные голубки
В декабре на складчатые склоны горных хребтов внезапно опустилась зима, и множество шахтеров вынуждено было оставить свои принадлежности и разъехаться по деревням, ожидая наступления весны. Снег лег лишь жалким покровом на опустевший участок земли, сплошь пробуравленный известными своей алчностью муравьями, и оставшееся золото вновь пребывало нетронутым в тиши лона природы. Джо Ромпеуэсос вела свой караван в одну из небольших недавно образовавшихся деревень, расположенную вдоль Вета Мадре, где уже сняла барак, в котором намеревалась перезимовать. |
