Я мешкаю на выходе. Эта ночь станет первой за всю нашу жизнь, когда мы будем спать порознь. Мне не хочется спать одной, и мне кажется, что я не смогу уснуть без умиротворяющего тепла моей сестры. Не может быть, чтобы Иззи хотела променять меня на этого громкоголосого, пьяного и светловолосого Джорджа. Сестра смотрит на меня, будто пытаясь что-то сказать. Мать, чувствуя, что между нами существует связь, кладет мне руку на плечо и тихо подталкивает к выходу из комнаты.

– Анни, не уходи, – тихо говорит Изабелла. Я оборачиваюсь и вижу, что она дрожит от страха. Она тянет ко мне руку, словно стараясь задержать меня хотя бы еще на минуту. – Анни! – уже шепчет она. Я не могу противиться мольбе в ее голосе и поворачиваю назад, но мать крепко берет меня за руку и закрывает за нами обеими дверь.

В ту ночь я спала одна, отказавшись от компании одной из служанок. Если я не могу быть со своей сестрой, то мне не нужны никакие компаньоны. Я лежала на холодных простынях, и мне не с кем было обменяться впечатлениями о прошедшем дне, не с кем пошутить, некому меня помучить. Даже когда мы ссорились, как кошки в корзине, я все равно ощущала защиту и поддержку в ее присутствии. Она стала частью моей жизни, как сами стены замка Кале. Я родилась и была воспитана для того, чтобы идти за ней следом – за самой красивой девочкой в нашей семье. И я всегда следовала за ней – за амбициозной, решительной, настойчивой, никогда не молчащей старшей сестрой. А теперь я внезапно осталась одна. Я долго лежу без сна, просто смотря в темноту, пытаясь осознать, какой теперь будет моя жизнь, кода рядом со мной больше не будет старшей сестры, которая всегда говорит мне, что делать. И я понимаю, что утром все уже будет по-другому.

Утром все отличалось от прежнего куда больше, чем я представляла себе в свою первую ночь, проведенную наедине с собой. Со стороны кухонного дворика доносился скрип колес и гомон, слышный у самого мола, в арсенале раздавались голоса, суета и шум со стороны бухты – все это никоим образом не напоминали звуки празднества великой свадьбы. Отец готовился выйти в море.

– Где-то близко пираты? – спрашиваю я своего учителя, ловя его за руку, когда он проходил мимо меня в сторону кабинета отца, относя письменные принадлежности. – Прошу вас, сэр, ответьте, это пиратский рейд?

– Нет, – отвечает он, но лицо его напрягается и бледнеет, словно от испуга. – Все куда хуже. Идите к матери, леди Анна. Я не могу сейчас с вами разговаривать, я должен идти к вашему отцу и исполнять его приказы.

Хуже пиратского рейда могло быть только нападение французов. Если так, то это значит, что началась война, а половина королевского двора заперта здесь, в этой крепости, под угрозой осады. Хуже этого еще ничего не происходило. Я со всех ног бросаюсь в комнаты матери, но там все оказывается неожиданно тихо. Мать сидела рядом с Изабеллой. Сестра была все еще в своем новом платье, но на ней самой не было и следа прежнего восторга и торжества. Изабелла скорее кажется мне разъяренной. Женщины, сидевшие в кругу и вышивавшие рубашки, хранили какое-то взбудораженное, наэлектризованное молчание. Я склоняюсь в глубоком реверансе перед матерью.

– Миледи, – обращаюсь я к ней. – Прошу вас, скажите, что происходит?

– Можешь сказать ей, – холодно бросает мать Изабелле. Я тут же спешу подойти к сестре, беру стул и усаживаюсь рядом с ней.

– Как ты? – тихо спрашиваю я ее.

– Все в порядке, – отвечает она.