Мари-Жозеф рассмеялась:

– Сударь, вы вправе занять место в первом ряду. Вы все увидите. Вы сможете всецело сосредоточиться на вскрытии.

– Пожалуй, – недовольно согласился он. – Но ваш брат всегда может без всяких церемоний обращаться ко мне и пользоваться моей обсерваторией. Вы же расскажете ему о моем оборудовании?

– Конечно, сударь. Благодарю вас.

В распоряжении Шартра имелись сложный микроскоп из двух линз, телескоп и логарифмическая линейка, ради которой Мари-Жозеф была готова на все.

О Шартре ходили зловещие слухи: что́ это он делает в тиши обсерватории, не иначе как приготавливает яды, или занимается черной магией, или воскрешает мертвецов? Все это было вопиюще несправедливо, ведь Шартра интересовали химические опыты, а не смешивание тайных зелий или союз с демонами.

– Сударь, – переменила она тему разговора, скрывая волнение, – вы не видели моего брата?

А что, если его величество заметил отсутствие Ива на церемонии пробуждения и разгневался? Что, если он призвал его к ответу, если лишил его своих милостей, отрешил от должности?

– Нет, – но глядите, не он ли это?

Стражник отвел белый шелковый полог у входа.

В шатер вошел монсеньор великий дофин, наследник престола, кузен Шартра. Дофина умерла несколько лет тому назад. Поговаривали, что он содержит любовницу, мадемуазель де Шуан; она жила в личных апартаментах и никогда не появлялась при дворе.

За своим отцом великим дофином шагали августейшие внуки, герцоги Бургундский, Анжуйский и Беррийский. Они выступали с наигранной серьезностью, но не упускали случая толкнуть друг друга и вытягивали шею, стремясь разглядеть русалку в бассейне.

Вошли мадам и Лотта, а следом за ними – герцог Мэнский. Мадам обращалась с ним неизменно вежливо, но холодно. Его величество мог сколько ему угодно объявлять законнорожденными Луи-Огюста, его брата Луи-Александра и его сводных сестер; все они, даже ее собственная невестка, в глазах мадам оставались презренными бастардами.

Если такое мнение мадам их и печалило, в чем лично Мари-Жозеф сомневалась, они умели это скрывать. Герцог дю Мэн был особенно хорош сегодня, в изысканном новом красном платье с золотым шитьем и серебряными кружевами. С его шляпы низвергался водопад пышных белоснежных перьев. Наряд позволял скрыть, что одно плечо у него было выше другого. Герцог шагал медленно и осторожно, и потому его хромота не бросалась в глаза.

Придворные все прибывали и прибывали, а кроме них, в шатер набились и посетители – незнатные подданные его величества, парижане и жители предместий: на вскрытие явилось куда больше любопытных, чем ожидала Мари-Жозеф. Придворные толпились возле бассейна, выбирая места поближе к креслам королевской семьи, а простолюдины выстроились за спинами аристократов вдоль стенок шатра.

Несколько человек продвинулись к клетке и стали заглядывать за решетку. Один поднял было засов, но тут его остановил мушкетер.

– Вход воспрещен, сударь, – предупредил мушкетер. – Это опасно.

– Мне, значит, нельзя, а ей можно? – Посетитель ткнул пальцем в Мари-Жозеф и расхохотался. – Или ее принесут в жертву морскому чудовищу, во славу Посейдона?

– Прошу вас, выбирайте выражения, – остановил его мушкетер.

– Его величество пригласил желающих…

– На публичное вскрытие.

Парижанин открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя передумал и с поклоном отступил на шаг.

– Вы правы, офицер, – поспешно согласился он, – его величество пригласил желающих на публичное вскрытие. Его величество покажет живую русалку, когда соблаговолит.