— Больше нигде света не было?

— Нигде. Слуги еле дождались, чтобы господа легли спать. Я заглянул, когда в ее окне возник свет. Слуги так и не добрались до кроватей. Двое лежат на полу в столовой, один сидит, положив голову на стол. Еще один свернулся калачиком возле своей кровати. — Мехмет хохотнул.

— И все же что-то неладно… — Исмал смотрел на окна Эсминой спальни. — Перед этим она подслушивала под окном кабинета. Интересно, что она узнала?

Мехмет пожал плечами:

— Слуги отрубились на несколько часов. Посторонние не входили. Остались только запуганный мужчина, старуха, мальчик и маленькая воительница. Даже если они набросятся все четверо, битва будет всего лишь развлечением. — Он посмотрел на Исмала: — Хотя вы любите с ней бороться.

— Тсс. Даже смотреть на ее окно. — Исмал оторвал от окна взгляд. — Мне лучше держаться подальше от нее. Она делает из меня тупицу.

— Ее можно украсть, и к тому времени, как другие проснутся, мы будем далеко от Англии.

— Нет. Я не стану рисковать всем из-за женщины. Во второй раз. Она… — Он оборвал себя, сделал знак Мехмету и сам распластался на стене дома.

Через миг они услышали щелчок дверной ручки. Дверь отворилась, и маленькая фигурка вышла из тени. Эсме, черт бы ее побрал… с кожаной сумкой через плечо. Там только одежда… или шахматы? Он подождал, пока она закроет дверь, вынул пистолет и прыгнул.

Это только страшный сон, уверял себя Персиваль. Огромный уродливый человек с размаху ударил его по глазам камнем в форме шахматной фигуры.

Но глаза все равно не открывались. Он медленно поднял руку, она была тяжелая, как свинец, и стал искать глаза. Нашел один глаз и пальцами раздвинул веки.

Было темно, и комната качалась. Лучше на это не смотреть. Он уронил руку на кровать и попытался заставить работать заторможенные мозги. Выяснилось, что думать он может только о том, как же его тошнит. Если бы вырвало, было бы прекрасно, но слишком много работы.

В горле жгло. Он опять поднял свинцовую руку и пошарил возле кровати. Вода. Она где-то здесь. Но он не мог дотянуться. Он подполз к краю матраса и попробовал опять. На этот раз рука ткнулась в кувшин, и вода залила ему лицо. Он попытался слизывать капли, но язык не слушался. Он застонал.

Он хотел лежать тихо-тихо, заснуть, но страшный сон его караулил. И было еще что-то важное, что он должен был сделать.

Он сполз с подушки и спустил ногу с кровати. Потом другую. Долго, долго тонул, падал. Приземлился на что-то твердое. На пол.

Он сразу же почувствовал приступ рвоты. Он подполз под кровать, подтащил ночной горшок, и его вырвало.

После этого упражнения телу не стало легче, но мозги слегка прочистились от тумана.

Персиваль лег на бок, прижался щекой к холодному полу и постарался думать. Однажды с ним уже было такое, он напился, — когда одноклассник стащил несколько бутылок портвейна из запасов мистера Сейпера. Но тогда физические ощущения были другие.

Если он не пьян, вполне возможно, что он болен. Мозг подсказал, что кто-то сделал его больным. Возможностей было две: а) его накачали наркотиками и б) его отравили. Это подтверждало его подозрения. Только он сейчас не мог вспомнить, что конкретно он подозревал.

Усилия вспомнить привели к новому приступу рвоты, и Персиваль опять вступил в небольшую дискуссию с ночным горшком.

Мозг подал сигнал одобрения. Он был готов сотрудничать. Персиваль вспомнил о письме миссис Стоквелл-Хьюм, которое он вытащил из пустого камина в библиотеке Маунт-Идена. В памяти всплыло отвратительное чувство, когда в саду ему почудилось, что за ним кто-то наблюдает. Можно было перебирать в памяти и дальше, но и этого Персивалю хватило, чтобы напомнить, что он решил что-то сделать.