Но она локтями пробила себе дорогу и через несколько минут полностью переключила внимание на себя.
Благодаря ей меньше чем через час Вариан погрузил ноющее тело в большой деревянный чан, наполненный горячей водой.
Чан стоял в центре прачечной, обслуживающей группу соединенных между собой домов. Все они принадлежали обширной семье хозяина — Малика. Из кухни до Вариана доносились женские голоса, там готовился пир в честь его светлости. Ближе, сразу за дверью, в маленьком коридорчике Петро прилежно чистил одежду хозяина.
Большая часть гардероба осталась на корабле. Среди команды не нашлось безумцев, которые пошли бы с ними, а трое пешеходов не многое могут унести с собой. Это означало, что у Вариана есть три смены белья, сюртук, тяжелый плащ и две пары брюк.
Привыкший переодеваться по нескольку раз на день, Вариан подумал, что сможет обойтись тем, что есть, в течение двух-трех дней дороги в Тепелену. Он, конечно, не рассчитывал каждый вечер присутствовать на суаре, но не мог и помыслить, что в пути обрастет тонной грязи и таким количеством кусачих тварей, какого хватило бы, чтобы заполнить все Вестминстерское аббатство.
Он намыливал шею и горевал о трагичном состоянии своих дорогих рубашек, когда в прачечную ворвалась Эсме, замерла и тут же вылетела обратно.
— Сын шакала, почему ты меня не остановил! — послышался ее крик.
— Тысяча извинений, крошка, — хмыкнул Петро. — Я подумал, что ты торопишься потереть ему спинку.
— Не смешно! И к тому же какой ты слуга, если позволяешь прерывать купание хозяина? Не уважаешь его скромность?
— Скромность? Аллах, половина женщин Италии видела его…
— Петро! — выкрикнул Вариан. Петро просунул голову в дверь:
— Да, хозяин?
— Заткнись.
— Слушаюсь, хозяин.
В коридоре наступила мертвая тишина.
Вариан быстро закончил мыться, влез в халат, который ему предоставил хозяин, и позвал их обоих.
Эсме вошла, не поднимая глаз, подобрала полотенца, которые он швырнул на пол, и развесила на ручках чана. Потом села на пол, привычно скрестив ноги, и стала смотреть на свои руки.
Петро стоял, вцепившись в дверной косяк.
— Петро, ты извинишься за свое безвкусное озорство, — сказал Вариан. — Даже сейчас наша юная спутница нуждается в заботе, чтобы все прошло гладко, мне будет жаль, если нас поймают на середине пути.
Петро бухнулся перед ней на колени и стал биться головой об пол в преувеличенных поклонах.
— Тысяча тысяч извинений, крошка, — завыл он. — Пусть я буду навеки проклят, да отсохнут у меня руки-ноги…
— Не кривляйся, — оборвала она. — Что я, не видела мужчину без рубашки? — Петро поспешно встал и принял достойный вид; она посмотрела на Вариана, и ее щеки порозовели. — Я видела только ваши плечи, и то чуть-чуть, и…
— И ванна очень глубокая, — закончил Вариан. Она покраснела еще больше:
— Да. К тому же голова у меня была занята совсем другим, честное слово, иначе я бы не ворвалась к вам таким непристойным образом. Я же сама заказывала ванну! Но забыла, потому что…
— Думаю, потому что спешили мне что-то сообщить, — Вариан нагнулся к ней. — Что же?
Она быстро оглянулась на дверь, потом прошептала:
— Эсме убита.
— Прошу прощения?
— Несколько дней назад до Рогожины долетел слух о похищении. Вот почему все высыпали вам навстречу и так стараются угодить.
— Может быть, — согласился Петро. — Я и то удивился, когда вышли женщины, да еще с детьми. |