Куизль кивнул и стал дальше рыться в гробу. Он вынимал части доспехов, ржавые лоскуты кольчуги, бурые иссохшие лохмотья, а в конце достал еще и бедренную кость, огромную, как дубина.

Не было только меча.

Палач хотел уже бросить это дело, как вдруг нащупал что-то гладкое и холодное. Это оказалась тонкая мраморная табличка величиной с книгу. Куизль осторожно ее достал, и вместе с лекарем они уставились на высеченную надпись. Она, как и изречение на глыбе, была написана на латыни, каждая буква покрыта сусальным золотом. Симон перевел вслух:

И дам двум свидетелям Моим, и будут они пророчествовать. И когда кончат они свидетельство свое, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их.

– Что за бредятина, – ругнулся палач. – Кто только выдумал это…

– Вынужден признать, что и здесь я бессилен. – Симон повертел мраморную табличку в руках. – Но, видимо, есть в ней что-то важное. Иначе бы ее в гроб не положили. Табличка есть, а меча нет…

Он резко замолчал – из соседней комнатки послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице. Симона вдруг охватил страх, он схватил с пола плечевую кость и поднял перед собой, как дубинку. Палач рядом с ним перехватил поудобнее серебряный подсвечник. Оба стали ждать, пока приближались шаги. Наконец в проходе показалось лицо. Исключительно милое личико.

Это была Магдалена, а сразу за ней показалась незнакомая рыжеволосая женщина с бледным лицом. Обе держали в руках по свечке и смотрели – больше с удивлением, нежели с испугом – на мужчин перед собой.

– Симон, ради всего святого, что ты здесь делаешь? – спросила Магдалена. – И на что, господи помилуй, тебе эта кость?

Фронвизер-младший смущенно положил кость обратно в гроб.

– Это долгая история, – ответил он. – Нам лучше подняться наверх.

Он торопливо достал из-под черной рясы стеклянный флакончик, капнул немного на руку и смочил кожу на шее и за ушами. Холодный воздух наполнился пьянящим ароматом фиалки, и сразу вернулось чувство уверенности и непобедимости. Он сомневался, что эти простаки найдут там что-нибудь, в отличие от него и его сообщников. Но для надежности за ними теперь придется неусыпно следить. Может, удастся что-нибудь разузнать об этом провонявшем табаком медведе.

Словно черная тень, человек скользнул за надгробную плиту и пропал из виду. В воздухе еще некоторое время витал сладковатый аромат фиалки, но вскоре исчез и он.

– Я вас еще не представила, – сказала она. – Это Бенедикта Коппмейер, сестра пастора Коппмейера. Она ищет своего брата.

Куизль, до этого угрюмо куривший трубку, закашлялся. Лицо его скрылось в густых клубах дыма. Лекарь смущенно отвел взгляд в сторону. Через некоторое время голос подала Бенедикта.

– Что с моим братом? Я же вижу, что-то не так.

В конце концов Симон собрался с духом и осторожно заговорил:

– Ваш брат, как бы это сказать, он…

– Помер он, – перебил его Куизль. – Можете помолиться за него. Ему не помешает.

С этими словами он встал и вышел за дверь. Прошло несколько минут, а Симон все не мог подобрать слова. И без того бледное лицо Бенедикты стало совсем прозрачным. Она растерянно смотрела на лекаря.

– Это правда? – спросила она. – Андреас умер?

– Что все это значит? – спросила теперь Магдалена. – Симон, можешь ты все объяснить?

Симон про себя проклинал бестактность ворчливого палача.