Сам дьявол проник в церковь, и справиться с ним мог только палач.

Симон глотнул горячего варева и вздохнул. Он остался один. Пономарь отправился в Шонгау за палачом, а Магда пошла в деревню, чтобы сообщить ужасную весть. С тем, что священник объелся до смерти, она еще могла смириться, а вот то, что его отравили, явно в ее голове не укладывалось. Народ наверняка уже вовсю болтал об отравительницах и происках дьявола. Лекарь покачал головой. С какой радостью он сейчас вместо чая выпил бы чашку крепкого кофе! Но мешочек с мелкими зернами Симон держал дома, бережно храня его в сундуке. Последний раз он покупал кофе на аугсбургской ярмарке, и запасы эти почти истощились. Следовало его поберечь, ведь кофе был напитком редким и дорогим. Торговцы из Константинополя или даже более далеких стран привозили его не так уж часто. Симону нравилась ароматная горечь этого напитка, который прояснял мысли. С ним лекарь мог разобраться в самых запутанных ситуациях. И вот теперь чашка кофе была ему просто жизненно необходима.

За окном послышался шум, и Симон вздрогнул. Что-то щелкнуло и заскрипело, словно медленно открылись ворота на ржавых петлях. Симон прокрался к двери, приоткрыл ее и выглянул на улицу. Снаружи никого не было. Он хотел уже вернуться к столу, но взгляд его скользнул вниз, и лекарь с ужасом уставился на свежие следы, которые вели по снегу к церкви. Он проследил их путь до самого портала.

Широкие створки были приоткрыты.

Симон выругался. Он похлопал себя по карману – ключ от церкви лежал на месте. Но как, черт побери?..

Он стал лихорадочно осматривать комнату в поисках пригодного оружия. Взгляд его упал на мясницкий нож возле очага. Симон схватился за холодную рукоять, взвесил клинок в руке и вышел на улицу.

Следы, несомненно, принадлежали крупному человеку. Они шли напрямую от аллеи к церкви. Бесшумно ступая по снегу и, словно саблю, держа перед собой нож, Симон пробрался к порталу. Снаружи тьма в церкви казалась непроницаемой. Лекарь собрал все свое мужество и вошел внутрь.

В глубине зала лежал никем нетронутый пастор. С распятия над алтарем истекающий кровью Иисус устремил на Симона полный упрека взгляд. В нишах по обе стороны стояли резные фигурки мучеников, скорченных в предсмертной агонии. То были воплощения замученных и жестоко убитых святых. Например, святой Себастьян слева от Симона, пронзенный шестью арбалетными болтами.

Строительные леса, что высились до самой галереи, покрывал иней. Симон шагнул вперед, и вдруг рядом кто-то громко сплюнул. Выставив перед собой нож, лекарь стал лихорадочно озираться и вглядываться в тени, которые отбрасывали на стены святые мученики.

– Убери нож, пока не порезался, лекарь, – раздался откуда-то голос. – И прекрати красться по церкви, как вор. Иначе повешу тебя за расхищение церковного имущества.

Голос, судя по всему, доносился откуда-то с галереи. Симон поднял взгляд и за обветшалой балюстрадой увидел высокого, закутанного в плащ человека. Он пыхтел длинной трубкой и временами выпускал облачка дыма. Лицо его заросло бородой, он поднял воротник и надвинул на лицо широкополую шляпу, так что виднелся лишь кончик огромного крючковатого носа, а из-под полей шляпы сияли живым блеском глаза, насмешливый взгляд которых устремлен был на Симона.

– Господи, Куизль! – облегченно воскликнул Симон. – Ну и нагнали же вы на меня страху!

– В следующий раз, когда будешь красться где-нибудь, наверх не забывай поглядывать, – проворчал палач и стал спускаться вниз. – Иначе убийца твой прыгнет тебе на хребет, и поминай как звали нашего ученого лекаря.

Спустившись вниз, Якоб Куизль стряхнул известь с изодранного плаща, недовольно высморкался и ткнул трубкой в сторону мертвого священника.

– Жирный пастор, который ужрался до смерти… И ради этого ты послал за мной? Я палач и живодер, в мои обязанности входит убирать дохлую скотину, а вот мертвые священники меня не касаются.