Это был мертвый зародыш.

Симон бросился к служанке и прижал палец к шее, чтобы прощупать пульс. Скошенные глаза ее уставились на разбросанную вокруг окровавленную солому, а на лице застыло спокойствие и умиротворение. Лекарь прикрыл девушке веки и аккуратно устроил ее на скамье.

– Она отошла в лучший мир, – проговорил он и перекрестился. – Туда, где нет места страданиям, демонам и людям, могущим причинить ей боль.

На мгновение воцарилась тишина, которую нарушали только повизгивания Марии. Первым пришел в себя Бертхольд. Он подошел к зародышу, валявшемуся на полу возле печки, поднял его кончиками пальцев и скрылся через заднюю дверь в саду. Через некоторое время пекарь вернулся и, оттирая о штанины перепачканные землей руки, попытался робко улыбнуться. Но лицо лишь скривилось в гримасе.

– Резль мертва, весьма прискорбно, – сказал он едва слышно. – Я позабочусь о том, чтобы ее подобающим образом похоронили на кладбище Святого Себастьяна, со священником, поминками и что там еще бывает. Родители ее тоже в деньгах нуждаться не будут. Что до остального… – Он смущенно осклабился. – Мы ведь не хотим, чтобы по городу разошлись слухи, будто в служанку вселился дьявол. Это может плохо закончиться. Да и наш юный лекарь наверняка согласится с предположением, что бедную Резль свалила ужасная лихорадка. От нее тоже могут быть страшные видения, так ведь?

Пекарь выжидательно взглянул на Симона.

– Вы что, всерьез думаете, будто… – начал тот, однако Бертхольд вскинул руку и перебил его:

– Знаю, ваши визиты стоят дорого. Сколько? Скажем, пять гульденов? Или десять? Какая сумма вас устроит?

Он распахнул сундук возле стола и принялся в нем копаться.

– Да подавись ты своими деньгами! – Магдалена захлопнула сундук, и пекарю прищемило пальцы тяжелой крышкой.

Бертхольд взвыл и заскрипел зубами от боли. Его жена все это время переводила взгляд с одного на другого, словно стояла в окружении призраков. Потрясение оказалось для нее слишком тяжелым, подумалось лекарю, и она решила на время замкнуться в собственном мирке.

– Всем-всем расскажу, что вы, как бык племенной, на собственную служанку влезали, а потом спорыньей ее накормили, – зашептала Магдалена. – Вечно мы, женщины, за похоть мужскую расплачиваемся. Но не в этот раз!

Хитрые глазки пекаря сверкнули холодным блеском.

– Ну да, и кто же вам поверит? – прошипел он. – Дочь палача и бестолковый сын полевого хирурга… Вот так парочка! Идите, расскажите всему городу про меня. И тогда, клянусь, я вашу жизнь в ад превращу.

– Моя жизнь и так на ад похожа. – Магдалена развернулась к выходу и потащила за собой Симона.

Лекарь в последний раз взглянул на Бертхольда и насмешливо поклонился на прощание.

– Если вас снова понос или запор скрутит, – проговорил он с подчеркнутой вежливостью, – то вы знаете, где меня искать.

Они вместе вышли на улицу; за их спинами слышались приглушенные вопли Михаэля Бертхольда, осыпавшего их отборной бранью. Перед дверью до сих пор толпились зеваки. Магдалена остановилась на мгновение и оглядела собравшихся. Лица их не выражали ничего, кроме пренебрежения и отвращения.

«Дочь палача и бестолковый сын полевого хирурга. Вот так парочка…»

Девушка тут же утратила всякую уверенность, что им хоть кто-то поверит. Крестьяне и ремесленники расступились перед ними, образовав живой коридор. Все старались встать подальше от них, словно эти двое болели чем-то заразным.