Девушка закатила глаза и рассказала сестре о том, что случилось накануне. Магдалена бледнела с каждым новым словом.

– Отец ударил Рансмайера? – выдохнула она потом. – Господи, все намного хуже, чем я предполагала! Доктор из видных горожан, в пациентах у него Лехнер и половина Совета во главе с бургомистром! Если Рансмайер захочет, отца через весь город плетьми прогонят.

– Рансмайер – кобель! – прошипела Барбара. – Я утром повстречала его у реки, этого почтенного доктора. Грозился, что обеспечит отцу массу неприятностей. Хочет, чтобы его палками выгнали из города. – Тут она злорадно улыбнулась: – Но мы, возможно, сами сможем доставить доктору хлопот.

– Ты о чем это? – спросила Магдалена вполголоса.

Барбара осторожно оглянулась на Андреаса, который клевал носом на солнце.

– Я видела вчера, как Рансмайер встречался с кем-то на старом кладбище за церковью. С каким-то странным типом, явно нездешним. Без денег тоже не обошлось. Потом, когда я заговорила об этом с Рансмайером, тот сделал вид, будто ничего не знает. Но я уверена, это был он! – Барбара понизила голос: – Может, проворачивает какие-нибудь нечистые дела? Если мы сможем доказать это, он у нас в руках!

Магдалена горько рассмеялась. Порой младшая сестра казалась ей все той же маленькой девочкой, которой она не так давно пела на ночь.

– Барбара, боюсь, ты слишком много читаешь эти листовки с кровавыми сенсациями и новостями. А ты не думала, что он просто-напросто продавал кому-то лекарство?

– На кладбище? – Барбара покачала головой: – Не думаю. Вот увидишь, я это выясню. Он еще пожалеет, что связался с Куизлями!

– Не надо было заигрывать с доктором, тогда и до этой драки не дошло бы! – рассердилась Магдалена. – Неужели ты не заметила, что все это время он хотел лишь выведать у тебя что-нибудь про Симона и его методы? Рансмайер – шарлатан! Вспомни прошлый год. Это Симон придумал лечить сифилис ртутью, а тот просто перенял идею!

– Не заигрывала я с ним! – возмутилась Барбара и топнула ногой от злости. – Ты ничем не лучше их! Вечно вы думаете, что это я навязываюсь мужчинам…

Магдалена вздохнула:

– Я этого не говорила. Но если б ты вела себя немного скромнее, мы бы так…

В этот миг позади них распахнулась дверь, и из домика вышел их недовольный отец. Он пригладил волосы и бороду, начистил сапоги и надел чистую рубаху, а поверх нее – кожаную безрукавку. Но лицо палача по-прежнему было бледным и впалым, нос выдавался на нем как орлиный клюв. Задумчиво глядя на отца, Магдалена в который раз уже отметила, как он состарился.

Однако, заглянув ему в глаза, блестящие на фоне морщин, живые и внимательные, бросив взгляд на его плечи, крепкие, как дубы, и ладони, которые он с хрустом стиснул в кулаки величиной с пивные кружки, Магдалена поняла, что поспешила с выводами. В свои почти шестьдесят лет, мучимый тяжелым похмельем, отец по-прежнему имел весьма внушительный вид.

Куизль взглянул на стражника Андреаса, который беспокойно покачивал алебардой, и губы его скривила усмешка.

– Что ж, идем, – проворчал палач. – Главное, когда отправляешься на собственную казнь, привести себя в порядок.

Цирюльня находилась на самой окраине, недалеко от Аммера. Перед Фронвизером был небольшой уютный сад, где всходили первые целебные травы. Сквозь пыльное, покрытое паутиной окно Симон различил тысячелистник, подорожник и лаванду. Дикий чеснок был уже в цвету, и его запах чувствовался даже в комнате.

По чашам, бутылкам и горшкам, стоявшим на полках возле печи, Симон понял, что Каспар Ландес был типичным представителем старой школы цирюльников.