Она пыталась кричать, но не могла произнести ни звука и только со всей мочи била в отцовскую ляжку. Отец хотел ее удержать, и тогда она прокусила ему руку. Следы от ее зубов так и остались. Когда она покидала Югославию, отец показал ей рубцы: «Вот как ты наказала папу, маленькая принцесса».
Это был конец их любви, сказала Роза. Отец каялся, но мать была озлоблена и непреклонна, и он все чаще находил повод не возвращаться домой. Отец приезжал на выходные и праздники, но спал в отдельной комнате, измученный несчастьем, злостью и виной.
Вначале Роза думала, что отец ушел из-за нее, и себе в наказание прокусила собственную руку. Она показывала шрам, но я ничего не разглядел. Потом отец обрушил на нее всю свою любовь, и его покорная печаль заставила Розу его пожалеть, подпустить к себе. Она, совсем кроха, и отец влюбились друг в друга, и чувство их было неудержимо, как землетрясение или падающее дерево.
Я вслушивался в ее голос, от курения чуть хрипловатый, чудную мелодику ее акцента, и меня будто шибало электротоком. Невольно я представлял, что произошло между ней и отцом, и картины эти меня возбуждали. Ночью они не давали уснуть, всплывали вновь и вновь, точно закольцованная кинопленка. Мелькала мысль: пожалуй, мне на руку, что ее влечет к зрелым мужчинам. В своей распоясанной дури я дошел до того, что прикидывал, не продать ли машину и не купить ли дешевую подержанную, а вырученную сумму добавить в копилку. Хотя уже тогда понимал, что не смогу предложить Розе деньги. Разумеется, машину я не продал. Хватило ума. Однако я продолжал откладывать по пять-десять фунтов, потому что это вошло в привычку.
Порою кажется, что Розину жизнь я знаю лучше собственной. В моей биографии все было благопристойно и здраво, однако на медленном огне английской учтивой сдержанности выкипело немало любви. В конце пятидесятых у меня был приятель, который под аккомпанемент пианино исполнял комические песенки и посреди куплета вдруг выпевал: «Слава богу, я нормальный!» Правда, иногда он выкрикивал: «Лови банан!» Как ни печально, я и моя семья были вполне нормальные. И оттого жизнь моя небогата историями. Все было так нормально, что даже не знаю, благодарить мне Бога или проклинать.
8. Яблок
Все мечтают одинаково.
В тот день, когда ИРА убила Эйри Нива, я застал Розу в расстроенных чувствах. Она переживала, что нахамила Верхнему Бобу Дилану, и утешалась бутылкой охлажденного белого вина. На предложение угоститься я ответил:
– Охотно, только не давай мне пить больше полутора стаканов.
– Почему? Вино полезно. Без него не культурно.
– Мне вредно. Начинаю чудить. Я почти завязал, теперь моя норма – полтора стакана.
В глазах ее вспыхнул огонек восхищенного любопытства:
– Да? И как ты чудишь?
– Знаешь про Джекила и Хайда?
– Про кого?
– Джекил и Хайд. Хотя с какой стати тебе знать? Это история о враче, который, выпив снадобье, превращался в убийцу. Вот и со мной то же самое, только всякий раз чуть не убивают меня. От спиртного я вдруг зверею и почти всегда затеваю драку. Потом сам не понимаю, как оно все случилось. Последний раз в Уотфорде сцепился со здоровенным подмастерьем-ирландцем. Вот уж идиотская затея, ей-богу. Без выпивки скучно, однако выбора нет. Приходится себя сторожить. Слава богу, уже лет десять не выставляю себя дураком.
– Ты дерешься? Невероятно! Ты всегда такой милый.
– Я милый, пока не переберу. Полст
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|