– Спасибо за танец. Это было восхитительно. – Кремер щелкнул каблуками и с усмешкой удалился. Руководитель квартета вышел на подиум:

– Дамы и господа, усаживайтесь, пожалуйста, поудобнее, и мы начнем наше рождественское представление.

Йозеф и Элси сели поближе к центру зала. В дальнем конце стола восседал Кремер с фрау Кремер, слабой тенью женщины, остроносой и осунувшейся. Она поймала взгляд Элси и сузила глаза.

Чтоб не смотреть на нее, Элси развернулась к Йозефу.

– Йозеф, – начала она. Голос дрогнул, она прокашлялась, чтобы звучать увереннее. – Мне надо поговорить с тобой о…

– Смотри, смотри! – перебил он и уставился на сцену. – Сейчас будет сюрприз. Ты любишь музыку? Вагнер, Хоттер, Клеменс Краус?

Пальцы Элси онемели. Она расстегнула пуговицы на перчатках, стянула с рук замшу, мокрую от шампанского.

– Люблю, но я не бывала в опере.

– Тц-тц-тц! – Он сокрушенно нахмурился. – Я принесу тебе пластинки.

У Элси не было проигрывателя, но сейчас ей не хотелось об этом говорить. Она сняла перчатки и сразу почувствовала себя голой, тотчас замерзли ладони. Пытаясь успокоиться, она переплела пальцы. – Йозеф… – снова начала она.

– А теперь, – возвестил руководитель квартета, – короткое музыкальное представление, чтобы развлечь вас во время обеда! – Он опустил стойку микрофона, поставил перед ним скамеечку, уселся на место и взял скрипку.

Йозеф приложил палец к губам.

– Позже, – прошептал он.

Зрители с любопытством зашептались, а потом воцарилась тишина. Тучная женщина из вспомогательной эсэсовской дружины, с копной седых волос на макушке, вывела на сцену мальчика лет шести-семи. В простой белой рубашке, белых перчатках, черных брючках, на шее бант. Обычный нарядный мальчик, если бы не бритый череп и не землистое лицо, – не мальчик, а безликий призрак. Женщина велела ему встать на скамеечку, и он, опустив голову, встал. Затем поднял глаза, огромные и блестящие, как родниковая вода.

Скрипач взял высокую певучую ноту. Мальчик сжал кулачки, глубоко вдохнул, раскрыл рот и запел. Дискант отозвался в коридорах. Все затихло, все смотрели на сцену. Голос был чистый и мягкий, как свежее масло. У Элси захватило дух. Она много раз слышала рождественский гимн и сама его пела, но никогда прежде «Ночь тиха» не звучала так прекрасно.

– Ночь тиха, ночь нежна…

Скрипка стихла, но голос лился.

– Только фюрер наш не спит, день и ночь за нас стоит…

Мальчик все пел, а между тем начали подавать ужин. Официанты брякали фарфором на лакированных подносах, лили рубиновое вино в подставленные бокалы. Возобновилась беседа. Какая-то женщина слишком громко рассмеялась.

– Неусыпно нас хранит…

Элси закрыла глаза.

– Вино? – осведомился официант за ее плечом.

– Ночь тиха, ночь свята… – Голос мальчика не спотыкался, не сходил с безупречных своих вершин.

К горлу Элси подкатил комок. Чувства, которые она весь вечер старалась подавить, переполнили ее.

– Отличный голос, – сказал Йозеф.

Элси кивнула и моргнула. Глаза увлажнились.

– Откуда он?

– Он пел прибывшим арестантам в Дахау, – объяснил Йозеф. – Штурмшарфюрер Викер услышал и теперь возит его на званые вечера. Всем нравится. Уникальный голос, завораживает, если забыть, откуда он исходит.

– Да, уникальный. – Элси взяла себя в руки.

– Силу, благо нам несет. Дай же немцам власть над миром.