Бурдело наклонил голову, глядя на нее с искренним состраданием.

– Тайна сия в руках Господа, госпожа принцесса. Нам выпал нелегкий долг помочь ему справиться с выпавшей на его долю бедой. Господин герцог молод, крепко скроен и до сих пор отличался отменным здоровьем. Полагаю, оно к нему вернется. Но дело это небыстрое.

– Возможно, причина меланхолии – сама болезнь, – высказал свое мнение Бурдело, – но я полагаю, что есть иная причина.

Дворец Конде погрузился в гнетущую тишину. Не слышалось смеха, никто не распевал песенок. Отец не покидал комнаты сына. Мать, сестра, Изабель истово подолгу молились, не зная уже, к каким святым обращать молитвы. Король и королева лично навестили семью, желая ее успокоить. Приезжал и кардинал, несмотря на недомогание, и пожелал увидеть больного, намереваясь войти к нему вместе с племянницей. Пожелание кардинала вызвало в доме панику. Что скажет Его Высокопреосвященство, если его новоиспеченный племянник снова примется в испуге кричать при виде своей супруги?

По счастью, если это можно назвать счастьем, герцог Энгиенский находился в прострации и, похоже, не заметил присутствующих даже тогда, когда Клер-Клеманс разразилась рыданиями. Видя слезы бедняжки, кардинал, заботясь о ее спокойствии – семейство Конде его мало тревожило, более того, он его презирал, – решил отправить ее в замок Рюэй под крылышко добрейшей герцогини д’Эгийон.

– Она слишком молода для подобных испытаний, – сказал он Шарлотте Конде.

– А вы не находите, господин кардинал, что она еще слишком молода и для замужества? – не удержалась принцесса, чьи огромные глаза цвета персидской бирюзы были теперь красны от слез.

– Она слишком молода для любовных утех, это очевидно, но столь же очевидно, что наша юная герцогиня глубоко полюбила своего мужа. Она пожаловалась мне, что ей не позволяют находиться возле него в спальне.

И впервые принц Конде отважился встать у амбразуры, противостоя тому, кого так страстно жаждал видеть членом своей семьи.

– Мы всего лишь желаем оберечь ее покой, господин кардинал. Похоже, она и в самом деле влюбилась в моего сына, но, как вы, очевидно, заметили сами, этого не случилось с ним. В ее присутствии он бредит чаще, и мы боимся, как бы она не почувствовала себя оскорбленной теми словами, которые он произносит. В особенности, услышав имя другой женщины.

– Уж не имя ли мадемуазель дю Вижан? Спору нет, она необыкновенно хороша собой.

– Чего не скажешь о нашей маленькой герцогине, – твердо заявила Шарлотта де Конде. – Ей нужно дать время подрасти, она вышла замуж в самом неблагодарном возрасте. Ваше Высокопреосвященство это понимает, раз предлагает временную разлуку, которая может принести всем нам приятные сюрпризы.

Орлиный взор Ришелье погрузился в ясные глаза женщины, которая и в сорок шесть лет сохраняла ослепительный блеск своей красоты. Он улыбнулся.

– В особенности если вы, госпожа принцесса, соизволите дать ей несколько советов, когда я снова верну ее вам…

– Не премину это сделать… Если милосердный Господь поможет мне вернуть здоровье моему сыну!

Долгое время надежды на выздоровление не было. Полтора месяца принц де Конде провел у постели своего наследника, в то время как в часовне молились в слезах прелестные подруги Анны-Женевьевы и друзья по поединкам и полям сражений несчастного больного. Речи не было о веселых вечерах в гостиной или остроумных ристалищах в салоне маркизы де Рамбуйе, где, однако, каждый день читался вслух бюллетень о здоровье молодого герцога.

В марте наступило заметное улучшение, но за ним вновь последовал приступ, который произвел тем более гнетущее впечатление, что у всех появилась надежда.