— Неужели тебя удивляет, дитя мое, что мне она отвратительна?

И Шарлотта наконец смогла искренне ответить:

— Нет, папа, не удивляет.

— Это самая вульгарная женщина, с которой я имел несчастье встречаться... Ты только представь себе мою печальную участь, дитя! Такую женщину сделали моей женой!

— О, дорогой папа...

И принц обнял Шарлотту. Теперь это его дочь! Она с ним согласна. Теперь она научится вслед за ним ненавидеть Каролину, а ведь он всегда хотел именно этого.

«В каком-то смысле, — сказала себе Каролина, — это плата за его любовь».

Однако с Гессе теперь можно было все уладить. Одного намека секретаря принца-регента на то, что последнему хотелось бы получить назад письма дочери, оказалось достаточно. От капитана тут же последовал взволнованный ответ: дескать, он давно уничтожил те письма, которые не успел вернуть. До его сведения также было донесено, что при малейшей попытке поднять по поводу этих писем шум капитан немедленно лишится поддержки герцога Йорка.

— Итак, письма Гессе, — сказала Мерсер, которая умудрялась раздобывать подобную информацию через своих друзей, занимавших очень высокое положение, — не должны нас больше беспокоить. Он не мог вернуть того, чего не имел, но не желал в этом признаваться, поскольку уничтожать письма, едва получив их, поступок, не очень достойный настоящего влюбленного.

— Я начинаю думать, что мужчины вообще не особенно склонных романтике, — пробормотала Шарлотта, вспомнив о Леопольде.

Даже поведение королевы изменилось: отныне она уже не обращалась с Шарлоттой, как с ребенком, а старалась проявить любовь... хотя и с кислой миной. Старые Девы изливали на Шарлотту потоки нежных чувств, и было совершенно очевидно, что период покаяния для нее окончен.

Регент сказал Шарлотте, что ей пора выходить замуж — особенно учитывая историю с Гессе, — и спросил, не хочет ли она снова подумать о принце Оранском.

— Папа, — ответила Шарлотта, — я готова на все, о чем вы бы меня ни попросили, но только не на брак с Оранским. Этого я никогда не сделаю. Умоляю, не принуждайте меня.

И принц-регент оказался настолько милостив, что не стал упорствовать.

Затем вообще все позабылось, поскольку Наполеон убежал с Эльбы. Доходили вести о том, что он добрался до Тюильри, и тысячи людей присоединялись к нему с криками «Да здравствует император!» Людовик XVIII покинул Париж и переехал со своим двором в Гент, война готова была вспыхнуть вновь.

Регент не мог думать больше ни о чем, кроме этого. Он подолгу разговаривал с Веллингтоном. В воздухе было разлито волнение. Неужели прошлогодние празднования были преждевременными?

Но потом произошла знаменитая битва при Ватерлоо, и Наполеон потерпел поражение. Он попытался польстить регенту, обратившись к нему с просьбой.

«Я прошу у британцев гостеприимства, — писал Наполеон. — И отдаю себя под покровительство ваших законов, считая Ваше Королевское Высочество самым сильным, упорным и великодушным из моих врагов».

Однако регент оставил эту просьбу без внимания, и Наполеона сослали на остров Святой Елены.

В стране опять началось ликование, и регент поверил — как всегда бывало в подобные времена, — что народ уже не питает к нему былой ненависти.

ШАРЛОТТА ВЛЮБИЛАСЬ

Когда страсти немного улеглись, регент снова начал думать о дочери. Ее необходимо было поскорее выдать замуж, и он опять лелеял надежду на союз с Оранскими.

«Это было бы чудесно, — рассуждал регент, — Брак с протестантом, союз с Голландией... принцессе придется проводить какое-то время на родине мужа...»

Если ее здесь не будет, подданные немного позабудут о своей ненависти к нему, ведь хотя теперь его часто видели рядом с Шарлоттой и они относились друг к Другу с нежностью, люди не желали забывать о том, как он плохо с ней обращался когда-то.