– Весьма познавательно! – констатировала Лола. – Монтоберу нравятся натюрморты. Особенно цветы. А все эти книжки о духах! Неудивительно, что он так легко определил, из чего состоят мои.

Ингрид ненадолго отвлеклась от платяного шкафа, который она энергично опустошала.

– Ты имеешь в виду букет в ванне «Астор Майо»?

– Конечно.

– И эту руку, пахнувшую цветами. Но те цветы побывали в переделке, угодив в лапы сумасшедших ученых, которые проводят опыты над животными и растениями…

– Не надо себя накручивать, детка. От этого мало толку.

Обыск продолжался. Они сами не знали, что ищут, так что пришлось рыться повсюду. Спустя какое‑то время Лола попросила Ингрид постоять у окна, пока она не закончит свою работу. Ингрид заметила, что и представить себе не могла Монтобера в этой монашеской келье.

– Что правда, то правда, для праздного гуляки благородный рыцарь Роланд живет не слишком весело.

– Он одевается как пастор, из тех элегантных священников, которые живут в Калифорнии.

– Да, по сути один и тот же серый костюм в нескольких экземплярах, две‑три пары прекрасных английских туфель. Один смокинг, но строгий. Тут чувствуется спартанец и педант.

– Организованный и терпеливый.

Они одновременно кивнули. Лола нашла фотографии. Она узнала Сен‑Мало и его крепостные стены. Было еще много видов красивого пляжа и большого дома на острове, недалеко от берега. Подросток рядом с мужчиной и женщиной со знакомых портретов, девочка с пышной гривой Карин Лебуте. Если это действительно были фотографии родителей Монтобера и их детей, то они жили в достатке. Они были сняты на борту яхты, перед казино в Динаре, на теннисном корте, на площадке для гольфа.

Во встроенных шкафах подруги нашли полный набор кухонной посуды, изысканные пряности, холодильник, где были самые обычные продукты, но также шампанское и фуа гра. Хозяин дома любовно готовил себе лакомые блюда с достойным сопровождением: в электрическом винном погребе нашлась сотня бутылок лучших марочных вин. Лола описывала свои открытия Ингрид.

– Этот холодильник ничем не напоминает пасторский.

– А ты не делаешь скидку на склонность монахов к эпикурейству? Им ведь иногда нужно выпустить пар.

– Из этого вышел бы дурной каламбур о Монтобере, который, как паровоз, тянет за собой клиентов, выпуская пар, но я уж промолчу…

– Очень мило с твоей стороны. Ладно, нам пора удалиться. Он вот‑вот заявится, чтобы переодеться во что‑нибудь пристойное. Или пошлет за одеждой сестру или свояка. Я буду великодушна, верну ему бумажник. Но зато оставлю себе записную книжку, а также паспорт и телефон. А еще прихватим приглашения на коктейли и прочие светские развлечения. Тут их полная ваза. Монтоберу по техническим причинам придется временно прекратить работу. У него останется время для размышлений.

– Если бы я была нехорошей девочкой, то предложила бы раздать его гардероб приятелям Артура Рюфена.

– А содержимое его бара – больным Святого Фелиция?

– Еще лучше! А знаешь, Лола, я вдруг почувствовала себя нехорошей девочкой. Очень нехорошей.

– И я, Ингрид. А тебе в этом стерильном жилище не попадался чемодан?

– Целых два. На колесиках.

– На колесиках еще лучше.

– Лола, ты понимаешь, что это называется воровством?

– Да, но это воровство в стиле Робина Гуда.

– Тогда, конечно, другое дело.

– К тому же это будет проверкой.

– О чем ты?

– Если Монтобер как‑то причастен к смерти Алис или даже к нашим каникулам в Монруже, он забудет подать жалобу в полицию.