– Но ты же не собирался их убивать! – воскликнула Лола. – Разве что спустив с лестницы.

– Я никогда никого не убивал, я мстил за людей.

– Поподробнее, дружище. Последние дни дались нам с Ингрид нелегко, и накопившаяся усталость сделала нас раздражительными! Что ты тут делаешь?

– Я всегда жил в больницах.

– Почему?

– Это единственное место, где мне хорошо. И где я полезен.

– Ты всегда был подпольщиком?

– Называйте как хотите. До Святого Фелиция я жил в больнице «Питье». Там было много людей, за которых пришлось мстить.

– Ты стараешься разговорить пострадавшего и если видишь, что дело нечисто, выступаешь в роли заступника?

– Вроде того.

– И говоришь, что никогда не убивал? Дудки, нас не проведешь!

– Это правда!

– Хозяйка «У Люлю» едва не отдала Богу душу, черт тебя побери!

– Я назначил им три дня и две ночи наказания. Потом бы я по‑тихому сообщил в полицию, чтобы их освободили.

– Ты хочешь сказать, анонимно.

– Если вам так угодно.

– Мне пришла в голову одна безумная идея. Вот какая. Диего Карли, наверное, рассказывал тебе о бедах, которые причинила ему Алис Бонен? Красивая девушка, которая слишком сильно его любила. Так сильно, что изводила днем и ночью. Вроде того.

– Историю Алис и Диего я знаю как свои пять пальцев.

– Отлично. И что дальше?

– Знаю, потому что они мне ее рассказывали сами. Поочередно. Только тут мстить было не за кого, разве что за всех. На самом деле они оба были несчастны.

– А знаешь, ты мне даже нравишься со своей миной грустного философа. Надеюсь, ты не рассказываешь мне байки.

– И вы тоже.

– Что значит, и я тоже?

– Вы внушаете доверие. И еще вы похожи на человека, у которого большие неприятности. Расскажите мне о них.

– Он и правда ничего не может с собой поделать, – решила Лола. – Антуан и Зигмунд пришли бы в восторг, но это уж как‑нибудь в другой раз.

Все кое‑как поднялись и поправили одежду. Лола попыталась ладонью разгладить свое новое платье (оно ей определенно очень нравилось). Затем одернула на Ноне пуховик – у него самого ничего не получалось, – и тут ее осенило.

– Ты тут спишь! Пуховик – защита от сырости. Только не говори, что давно живешь в этой клоаке.

– Я уже давно не считаю дни, и мне здесь нравится. По‑своему это красивое место.

– Really? – вставила Ингрид.

– Это чрево моего ручного кита. Отсюда я слышу, как бьется сердце больницы и города. И это хорошее убежище. Вы и сами провели тут несколько ночей. Значит, я прав. У вас неприятности.

– Но ты же не думаешь оставаться здесь!

– Я подозреваю, что меня ищет полиция. Мне опять придется переезжать. Жаль, я надеялся, что эта больница будет последней, хотя мне следовало бы догадаться. Есть приметы, которые не обманывают.

– Что за приметы?

– Карма начала портиться, когда пришел тот режиссер. Он хотел снимать мои владения. Дирекция запретила, но было уже слишком поздно. Он ступил ногой в чрево моего кита и осквернил его.

– Святилище, – прошептала Ингрид. – Я понимаю.

– Ты говоришь непонятно, Адам. Что за режиссер?

– Друг парня, который рисует анатомические атласы.

– Друг Эрика Бюффа?

– Так вы знакомы с Эриком? Он великий художник. Он умеет внести жизнь туда, где ее уже нет.

Их прервал звук голосов. Лола сказала, что пора искать выход, сейчас сюда явится жандармерия в лице одного из самых тупых ее представителей.