— А как ты узнаешь, куда надо ехать? — неуверенно спросила она Лейна.

— По положению солнца, конечно, — сказал он, пожав плечами, а затем с усмешкой добавил: — На самом деле, у всех машин есть компас, без него в этой стране не обойтись. Песчаная буря может быть такой сильной, что ничего не видно в полуметре от машины, и ветер засыпает колею песком. Посмотри наверх, — вдруг скомандовал он, указывая на птицу, парящую в потоках воздуха высоко над землей.

— Кто это? — спросила Амели.

— Сокол охотится, — сказал он и полез в бардачок.

Наклонившись, он случайно коснулся рукой ее колена, и тело Амели сразу наполнилось жаркой волной желания. Оно испытывало тоску по его прикосновениям… Что, если она сейчас повернется к нему, накроет его руку своей и поцелует его… Но было поздно. Он уже отодвинулся и протянул ей бинокль. Забавно, он предлагает мне бинокль, а я хочу, чтобы он предложил мне себя, подумала горько Амели.

— Посмотри поближе, — сказал он. — Может быть, это прирученный сокол. У нескольких богатых людей в Марокко есть сокольничие, которые обучают птиц. Искусство очень древнее, но оно все еще живо в этих местах.

Амели смотрела на птицу, а та стала внезапно снижаться и вскоре исчезла из виду, будто повинуясь чьему-то невидимому призыву.

— В той деревне, где мы будем ночевать, часто показывают соколиную охоту, — сказал Лейн. — Большинство людей боятся приближаться к соколам, но на самом деле верблюды намного опаснее их.

— Моя мама тоже так говорила, — ответила Амели.

Ее немного задевало, что Лейн, которого она считала всего лишь пляжным мачо, знал больше нее о культуре и истории этой страны. Поэтому-то она поспешила напомнить ему, что тоже является частью этой страны, хотя и видит ее воочию в первый раз.

В мягких песчаных барханах пустыни было что-то завораживающее, но Амели едва удавалось концентрироваться на окружающем из-за эффекта, который производило на нее присутствие Лейна.

Но это не значит, совсем не значит, что я влюблена! — сердито доказывала она самой себе. Ее сердце забилось неожиданно сильно, и она не смела поднять на Лейна глаза, так как знала, что, взглянув на него, уже не сможет отвести взгляд. И ее потрясло еще одно открытие: она хотела не только смотреть на него, но и прикасаться к нему, и… Но это ведь не значит ничего, кроме того, что он физически привлекателен, подумала Амели.

Он привлекает меня и манит… И, если быть совершенно честной, не только физически…

— Ты покраснела, немедленно выпей воды, — встревожился Лейн. — Пустыня — не то место, где можно шутить с обезвоживанием.

Фу-у-у, облегченно вздохнула про себя Амели, как же здорово, что он не умеет читать мысли!

Другие джипы уже стояли на окраине оазиса, и Лейн припарковал машину рядом с ними.

— Подожди здесь, — сказал он. — Я разузнаю, какая палатка наша.

Наша? Амели постаралась не слишком бурно изливать свои чувства, когда несколько минут спустя Лейн вернулся и отвел ее в палатку, которую правильнее было бы назвать роскошным шатром, находившимся на окраине лагеря. Внутри шатер был разделен на несколько частей: в нем была гостиная с полом, застеленным пушистыми восточными коврами, на которых были разбросаны искусно вышитые подушки из шелка, и две спальни. Лейн сказал ей, что душ располагается отдельно и, в отличие от шатров, оборудован по последнему слову техники.

Амели слушала его в пол-уха. Она развязала кисти занавесей, ведущих в одну из спален, и стала с восхищением рассматривать ее. Это была мечта, кусочек «Тысячи и одной ночи», чудом материализовавшийся посреди пустыни.