Повсюду валялись куски мрамора, разбросаны зубила, по углам устроились рабы и вместо того, чтобы заниматься делом, чесали языками. Ни стыда ни совести.
— Дядя Парис! — с укоризной в голосе поздоровалась Корнелия, когда Лоллия распахнула двери мастерской. — Неужели Диана не следит за порядком в этом доме?
— Она занята, — рассеянно откликнулся дядя Парис, полируя наждаком кусок мрамора. Светлые волосы упали ему на глаза, но он, поглощенный работой, не обращал на них внимания. Со всех сторон его окружали лица — мраморные, каменные, глиняные. Здесь были все — и рабы, и сенаторы, и близкие родственники. — Какой-то варвар из Британии учит ее управлять колесницей. Я как-то раз видел его. Прекрасное лицо. Думаю, мне стоит высечь его в мраморе.
Лоллия хихикнула, а Корнеля вздохнула.
— Дядя Парис, не позволяйте ей этого делать.
Старый скульптор заморгал.
— Кто способен ее остановить?
— Да, она легко может совершить опрометчивый поступок. Не думаю, что все сводится лишь к управлению колесницей.
— Вот и мне тоже так кажется! — усмехнулась Лоллия. — Надеюсь, ей некогда скучать.
— Малыши, — произнес дядюшка Парис и посмотрел на Флавию и Павлина. Оба стояли, открыв рот и вытаращив глаза. — Вы чьи? Впрочем, какая разница, главное, чтобы вы здесь ничего не хватали без моего разрешения. Скажите, уже не одному ли из вас я обещал мраморную собачку? Одну минутку…
Корнелия обвела глазами полки, заставленные резными фигурками, старыми и новыми. Это были грубые эскизы нимф и укутанных в покрывала дев. Впрочем, заметила она и одутловатую физиономию Вителлия с двойным подбородком, которая чем-то напомнила ей галла Лоллии, правда, в лавровом венке на манер Аполлона.
— Дядя Парис, я вот это кто такие? Те, что у тебя на столе?
— Четыре сестры Корнелии.
С этими словами отец Дианы подошел к верстаку, усеянному осколками мрамора и каменной пылью. Сейчас на нем в ряд выстроились четыре бюста.
— Я решил изобразить вас в виде богинь. Признаюсь честно, для этого мне пришлось поломать голову.
— Разумеется, Диана — это Диана-Охотница, — Лоллия улыбнулась, глядя на скульптурный портрет младшей кузины. Отец изобразил ее в виде богини-девственницы, богини луны и охоты. Ее тонкие черты лица теперь были запечатлены в мраморе. Глаза — чуть сонные, а в слегка растрепанных волосах гордо сидит лунный серпик. — А кто я такая?
— Церера. Богиня земли и урожая.
Мраморные губы Лоллии улыбались еле заметной улыбкой, а в мраморные локоны были вплетены мраморные колоски.
— Не Венера? — удивилась Корнелия. — Мне кажется наша Лоллия — воплощение богини любви.
— О нет! — возразил дядя Парис. — Богини любви — создания завистливые, даже в мелочах. Наша Лоллия теплая, как весенняя почва. И, как и у Цереры, у нее есть дочь, в которой она души не чает.
— Мама, а почему ты покраснела? — спросила Флавия.
— Неправда, — ответила Лоллия и прижала к себе дочь. — В любом случае, Венеры бы из меня не получилась, с таким толстым подбородком. А Корнелия? Подозреваю, что она — Юнона!
Корнелия посмотрела на себя в мраморе и нахмурилась. Голову ее не венчала корона, лицо обрамляло лишь простое покрывало невесты.
— Веста, — ответил дядя Парис. — Богиня домашнего очага. Потому что теперь императрицей тебе уже не быть.
— Дядя, ну зачем же ты так? — устыдила скульптора Лоллия.
— Нет, он прав, — чувствуя на себя пристальный взгляд дяди, Корнелия заставила себя улыбнуться. |