Прежде всего, в доме шла уборка — чтобы к новому году он сиял чистотой. За ней следовал традиционный пир, во время которого рабы раз в году возлежали на пиршественных ложах, а их хозяева подавали им угощения. Пизон не слишком любил эту часть. По его мнению, в ней было нечто унизительное. А вот Корнелия не имела ничего против того, чтобы обойти ложи с графином вина, наливая его в кубки рабам, которые отвечали ей робкой улыбкой. Что дурного в том, что раз в год мы меняемся с ними местами, размышляла она. Это учит нас скромности. За пиром следовало всеобщее веселье. Диана прожужжала всем уши по поводу гонок. Гай, как всегда неуклюже, возглавлял праздничные забавы, Лоллия, слегка перепив, то и дело выкрикивала: «Да здравствуют Сатурналии!». Марцелла как обычно со сдержанной улыбкой наблюдала за всеми остальными и их выходками. Сатурналии, праздник окончания года.

Впрочем, в этом году Корнелию терзали сомнения в том, что веселье состоится. Никаких подарков. Никаких забав и дурачеств. В этом году повсюду будет царить смерть.

— Госпожа! — схватила ее за руку служанка. В глазах девушки читался испуг. — Я слышала, что на Мильвиевом мосту вспыхнула потасовка.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, Зоя, — Корнелия сделала пометку на восковой табличке и постаралась подавить тошноту, которая преследовала ее все утро. — Ты уже закончила пересчитывать постельное белье?

— Нет, но…

— Непременно пересчитай.

Никаких пиров, никаких игрищ, однако дом по случаю праздников все равно следует привести в порядок. К своей великой радости Корнелия обнаружила, что Туллия была не такой уж и хорошей хозяйкой, хотя и ходила по дому со связкой ключей и лично составляла список блюд.

Ее больше волновало, чтобы рабы не крали еду и не занимались любовью в пустых спальнях, нежели скопившаяся в углах пыль.

Корнелия подтолкнула дрожащую рабыню к шкафам, в которых хранились скатерти и постельное белье.

— Займись делом, Зоя. Сейчас не то время, чтобы маяться бездельем.

А сама направилась в кухню.

— Вы уже испекли недельный запас хлеба? — поинтересовалась она у рабов.

— Нет, но, госпожа, привратник говорит, будто он видел, как армия входила в город.

— Это не повод, чтобы ничего не делать. Хлеб должен быть испечен. — Ее взгляд упал на группку мальчишек-рабов, которые пытались что-то рассмотреть на улице сквозь отверстия в ставнях. — Этих тоже следует занять делом. Пусть начистят до блеска всю посуду.

— Слушаюсь, хозяйка.

Было видно, что рабы напуганы и не горят желанием работать, однако Корнелия всем до единого раздала поручения. Пусть занимаются делом, тогда у них будет меньше поводов для паники. И сама она тоже займется делом, тогда поводов для паники не будет и у нее самой. Куда приятнее придирчивым взглядом изучить мозаичный пол в атрии и решить, стоит ли заменить плитку или не стоит, чем постоянно думать о том, что император Вителлий утром послал во вражеский лагерь своих доверенных лиц с условиями мира. Куда приятнее пересчитывать скатерти и салфетки, делая заметки, что необходимо соткать в следующем году, чем постоянно думать о слухах, которыми полнился город — мол, враг стоит уже у городских ворот. Мезийские легионы отвергли условия мира и вот-вот войдут в город. Если уже не вошли.

— Они идут тремя колоннами, — запыхавшись, сообщила Марцелла несколько часов назад. — Главные силы наступают по Фламиниевой дороге через Мильвиев мост. Вторая колонна движется к Аврелианским воротам, а третья — по Саларийской дороге.

— Ты куда собралась? — поинтересовалась Корнелия у сестры. Щеки Марцеллы пылали румянцем, глаза блестели азартом.