После этих слов Ирина снова вспомнила про родное Атяшево, о котором говорила сегодня с Чигринским. Ведь там все именно так — и природа, и пища, и люди всегда приветливые, доброжелательные, в любой ситуации остающиеся людьми. Она точно опять увидела перед собой глаза Бориса Владимировича, когда он говорил с ней о Буграх — в них было удивительное умиротворение, как у человека, обретшего смысл жизни.

Проводив Галину Марковну, Ирина заглянула к спящей дочке, поправила сползшее с острых плеч одеяло. При взгляде на Алику сердце так и сжималось от боли. Какая она худенькая, все косточки можно пересчитать… И во сне выглядит такой маленькой, такой трогательной, совсем еще ребенком… Как же она, Ирина, виновата перед ней, сколько ошибок совершила, чуть было не случилось непоправимое… Но теперь она твердо знает, что делать. Решение принято, и ничто ее больше не остановит.

Глава 2

Поезд идет на восток

Кое-как очухавшись от наркотиков, Алика стала ждать мощнейшего разноса от матери. Но, к ее величайшему удивлению, ничего подобного не произошло. Даже наоборот. Утром Ирина заглянула к ней в комнату и ласково поинтересовалась: «Как ты, девочка моя? Как себя чувствуешь?»

В другое время Алика скорее всего позлорадствовала бы. Надо же, какие дела творятся — их звездное величество в кои-то веки вспомнило о ее существовании и изволило сыграть роль заботливой мамаши! Но ей было еще настолько хреново, что на иронию просто не хватило сил, и Алика лишь невнятно буркнула в ответ:

— Нормально…

Мать стояла напротив кровати и смотрела на Алику с таким выражением лица, словно видела ее первый раз в жизни.

— Ну как же ты так, деточка? — укоризненно произнесла она после паузы.

Собственно, нормального ответа на подобный вопрос в природе вообще не существует. Но что-то сказать было все-таки надо, так что Алика пробормотала первое, что пришло в голову:

— Мам, понимаешь… Мне было так скучно…

Ляпнула — и тут же осеклась. Зачем она так сказала, кто за язык тянул? Сейчас начнется очередной спектакль с аханьем, восклицаниями, чтением морали и возмущенными монологами о ее, Алики, избалованности, распущенности, бездельничанье и никчемности…

Однако она снова просчиталась. В этот раз мать не стала устраивать перформанс, а только как-то непонятно улыбнулась и сказала:

— Ну, ничего. Скоро мы с тобой поедем кое-куда, и там тебе уж точно скучно не будет.

Алика с интересом взглянула на нее. Неужели они и правда куда-то поедут? Неужели настал конец этому жуткому домашнему аресту?

— А куда? — с любопытством спросила она, сама не заметив, как по-детски прозвучал вопрос.

— Скоро узнаешь, — с загадочным видом ответила мама.

Алика поморщилась: ну что у маман за манера разговаривать с ней, как с маленькой? Такое чувство, что лет десять-пятнадцать ее жизни вообще прошли мимо матери, и она до сих пор считает свою дочь несмышленым пупсом.

— Ты возьмешь меня-а с собой на-а съемки в Сочи? — предположила Алика, заговорив в своей обычной манере, растягивая гласные — ей казалось, что это очень стильно.

Мать в ответ покачала головой:

— Нет. Я отказалась от этой роли. И сегодня никуда не лечу.

Однако больше ничего узнать не удалось. Сколько бы дочь ни расспрашивала, Ирина так ничего ей и не рассказала.

Позже, пораскинув немного мозгами, Алика пришла к выводу, что, судя по всему, удача снова повернулась к ней лицом. Похоже, увидев вчера, как колбасит ее дочь, мать не на шутку испугалась, бросилась консультироваться с врачами и какими-нибудь психологами, а те напели ей все то, что обычно говорят в подобных случаях: о трудном возрасте, недостатке родительского внимания и всем остальном в том же духе.