Он улыбнулся. Это была такая нежная, добрая и печальная улыбка, что сердце ее чуть не разорвалось от боли и сострадания.

— У меня нет семьи, Ники, даже такой, как у тебя, — ответил он. — Мать умерла при моем рождении, и с того самого дня отец возненавидел меня. Он назвал меня Кейном и вложил в это имя весь свой религиозный фанатизм. Он задался целью выбить из меня дьявола. Дэйви жил на соседнем ранчо. Он частенько приносил мне еду, прятал от отца, учил читать. Однажды мой отец обнаружил это и начал меня бить. Дэйви всего на год старше меня, но он все-таки набросился на моего отца, пытаясь меня защищать. Он чуть не погиб из-за своей храбрости, и его отец сказал моему отцу, что сам с ним разберется, если тот хоть раз тронет Дэйви или меня. Честно говоря, я думаю, что, если бы не Дэйви, меня бы уже давно не была в живых… — Кейн просто не в состоянии был продолжать.

Ники всхлипнула и положила руку на ногу Кейна, чтобы чувствовать его тепло.

Спустя какое-то время он продолжал охрипшим голосом:

— Несколько месяцев спустя мой отец покончил с собой. Семья Дэйви взяла меня к себе и вырастила как собственного ребенка. Дэйви женился, у них родился сын — мой крестник. Его близкие умерли за год до начала войны. Он пытался возродить ранчо, пока я был в армии. У Дэйви были жена и сын, у меня же не было ничего своего. Я думал, что, возможно, армия даст мне это.

— Но твои надежды не оправдались? — спросила Ники.

— Никогда не позволяй никому говорить, что война — это приключение, — сухо сказал он. — Это кровь и страх, боль и горе. Не бояться всего этого нельзя. Смерть очень капризна. Она делает что хочет: рядом с тобой вдруг умирает человек, а ты все еще жив. Ты уже стараешься ни к кому не привязываться, перестаешь хотеть обладать чем-то, так как терять это чертовски трудно.

Ники уже едва сдерживала рыдания. Ей хотелось броситься ему на шею, утешить его.

— Ты становишься все более и более одиноким, ты уже просто не в состоянии выносить потери, — с трудом продолжал он. — И когда все это закончилось, я вернулся домой, уверенный в том, что больше никогда не буду убивать.

Она напряженно ждала продолжения. Она понимала, что он говорит все это не столько ради себя, сколько ради нее. Ведь он думает, что уже мертв. И теперь, раскрывая перед ней душу, он пытается заставить ее понять, почему не мог поступить иначе. Чтобы она не считала, что ее предали или недостаточно любили. Для этого он положил к ее ногам последней, что у него оставалось, — свою гордость.

— Какие-то правительственные служащие вместе с шерифом пришли в дом Дэйви вскоре после того, как я вернулся. Он не смог выплатить грабительские налоги, и его собирались выселить. Алексу, моему крестнику, было двенадцать. Совсем недавно я рассказывал ему красивые истории о войне, и он вознамерился защищать свой дом при помощи оружия.

Шериф стрелял в него — в ребенка, черт бы его побрал. Я успел убить этого ублюдка. Нас с Дэйви обвинили в убийстве. Если бы я не забил голову Алекса рассказами о войне, возможно, он никогда бы не потянулся к оружию.

— А что с ним было дальше? — тихо спросила Ники.

— Он выжил — пуля попала в плечо. Но нам с Дэйви пришлось скрываться от полиции. Мы были очень злы тогда. — Кейн пожал плечами. — Но мы больше никого не убили. Пару раз ограбили сборщиков налогов — нам нужны были деньги на лечение Алекса и для того, чтобы не умереть с голоду. Когда меня схватили, Дэйви попытался меня спасти. Тогда-то его и поймали. Тот шериф умер, и нас обоих приговорили к виселице. За два дня до того, как приговор должен был быть приведен в исполнение, новый шериф появился у меня в камере и предложил жизнь Дэйви в обмен на Логовище.