Он с удовольствием изображал гостеприимного хозяина, раскладывал по тарелкам закуски, хотя в обычные дни терпеть не мог этого занятия. Нет, зачем же прямо на газете? Можно и в тарелки, но их ведь потом мыть… Обильная трапеза – она для ресторана, а дома можно и… Денис обещал потом лично перемыть всю посуду, чем успокоил родного дядьку.
Первоначальный ритуал был совершен с молчаливым удовольствием: Грязнов старший, Турецкий и Денис выпили, – после чего беседа естественно перетекла к проблеме, мучающей Грязнова младшего. И он стал рассказывать. Все с самого начала, со звонка Юры Гордеева, подсуропившего ему такую вот странную клиентку.
И пошло поехало… Денис показал распечатку досье на академика Самарина, выданную пройдохой Максом, предъявил и фотографии главных действующих лиц, сделанные Агеевым и Щербаком из машин. Выложил на стол кассету с записью разговоров, состоявшихся в автомобиле Махмудика и на даче академика. Выдал имеющиеся уже краткие сведения о самом Махмуде Мамедове, ведущем конструкторе на «Мосдизеле», сведения о его семье – жене Раисе Гасановне, дочках. Добавил и немногие пока сведения об Ангелине Васильевне Нолиной и ее супруге Роберте Павловиче, докторе технических наук, заведующем лабораторией там же, в институте, словом, все, что было на руках.
Турецкий мельком взглянул на фото Самарина и отложил в сторону. А вот фотография Нолиной его явно заинтересовала. Он как то странно хмыкнул и попросил Дениса описать ее более подробно.
Потом он протянул фото Грязнову и небрежно заметил:
– Взгляни, Слава, никого тебе не напоминает?
Грязнов вздернул брови да так и застыл. Затем осторожно посмотрел на Саню и многозначительно поджал губы.
– М да… – протянул несколько растерянно. Помолчал и сказал с улыбкой: – А чего это вы там успели понаписать? Послушать то хоть можно?
– Затем и прихватил, – ответил Денис. – Но в записи интересны лишь начало и конец, а вся середина – это сплошные восклицания. Пособие для стареющего эротомана.
Денис конфузливо хмыкнул, будто сказал о чем то непристойном в очень приличном обществе.
– Тем не менее, – продолжал уже напряженно улыбаться Грязнов. – Ты не против, Саня?
– Против чего?
– Ну, послушать. И насладиться.
– Давай… – И, отвернувшись, сказал, словно в пустоту: – Полагаешь услышать что то новое?
Грязнов натянуто рассмеялся и покачал головой:
– Эх, Саня, стареешь, что ли?
– Нет, просто в эротоманы уже не гожусь.
– Не ханжи. Включай, Денис…
Всю кассету прослушали молча. От начала до конца, не делая никаких купюр. Просто пару раз Вячеслав Иванович наполнял рюмки, и они выпивали так же молча, не чокаясь. Наконец лента зашелестела и остановилась.
– Ну что ж, теперь можно и обсудить, – решительно сказал Александр Борисович. – Здесь исключительно свои, поэтому и вещи будем называть своими именами. Вот послушай, Денис, что нам расскажет твой дядька. Только уж ты поподробнее, Слава.
Закончив свой недлинный, но абсолютно честный рассказ, Грязнов закурил и заметил, что все это, конечно, чепуха на постном масле, но у продолжения могут возникнуть самые непредсказуемые последствия. И дело здесь, конечно, ни в какой не эротике, а, как, вероятно, очень правильно и своевременно сказал Денис самому себе, в неизвестном пока американце. И, как опять таки правильно подметил Денис, делать здесь «Глории» абсолютно нечего. А потому, по его мнению, самое приемлемое и разумное в данной ситуации – это сушить весла. Или, другими словами, как на то указывает практика: что главное в профессии жулика? Вовремя смыться. Но, возможно, у Александра имеются иные соображения?
Турецкий солидно заявил, что это дело, как говаривала в таких случаях покойная Шурочка Романова, бывшая грязновская начальница, земля ей пухом, трэба разжуваты. |