— Мне нужна двухцентовая Гвиана восемьсот пятьдесят пятого года. Зачем мне ваш Занзибар? Такие вы мне еще вчера принесли.
— Что попадается, то и ловлю, — сказал помощник. — Сачок-то старый. Для Гвианы еще не сезон, а Занзибар можно на что-нибудь обменять.
— В этом году у всех Занзибар, он уже ничего не стоит.
Помощника взорвало:
— А промокшие ноги, ток в калитке, ручка двери — это чего-нибудь стоит? — Его худое желтое лицо сморщилось, и казалось, он сейчас расплачется.
— Это вас закалит, — сказал патрон. — А чем мне заняться? Мне скучно.
— Ловите марки сами, — ответил помощник, с трудом сдерживая себя.
— А за что же я тогда плачу? Вы — вор. Вы воруете мои деньги.
Помощник устало вытер лоб обтрепанным рукавом. Голова гудела, как колокол. Стол слегка отодвинулся, и помощник поискал, за что бы ухватиться, но печка тоже увернулась, и он рухнул на пол.
— Встаньте с моего ковра, — приказал патрон.
— Мне бы поесть… — сказал помощник.
— В другой раз возвращайтесь пораньше. Да подымитесь же, черт вас побери, не валяйтесь у меня на ковре!
Голос патрона дрожал от ярости, он нервно барабанил по столу узловатыми пальцами.
Неимоверным усилием воли помощник встал на колени. У него болел живот. Из обожженной руки сочились кровь и сукровица; он кое-как обмотал руку грязным носовым платком.
Патрон быстро отобрал три марки и швырнул их помощнику в лицо. Они чмокнули и присосались к его щеке.
— Унесите их обратно в пруд, — сказал патрон с металлом в голосе, чеканя каждое слово.
Помощник плакал. Жалкие волосы падали ему на лоб, левая щека была маркирована. Он тяжело поднялся.
— Чтобы это было в последний раз! — сказал патрон. — Мне не нужны испорченные марки. А про сачок я и слышать не хочу.
— Хорошо, месье.
— Вот вам ваши пятьдесят франков. — Патрон вынул из кармана бумажку, плюнул на нее, надорвал и бросил на пол.
Помощник с трудом нагнулся. Его колени коротко и отрывисто потрескивали триолями.
— У вас грязная рубашка, — сказал патрон. — Ночевать сегодня будете на улице.
Помощник поднял деньги и вышел. Ветер дул еще сильнее, так что дрожало волнистое стекло перед кованой решеткой входной двери. Закрывая дверь, он в последний раз посмотрел на патрона. Тот, вооружившись большой желтой лупой, склонился над альбомом и сличал с каталогом занзибарские марки.
IV
Помощник спустился с крыльца, кутаясь в длинную куртку, позеленевшую от воды марочных прудов. Ветер пронизывал ветхую ткань и раздувал куртку так, что казалось, будто на спине у помощника вырос горб, что вредно для позвоночника. Помощник страдал внутренней мимикардией и ежедневно боролся с этой болезнью, добиваясь, чтобы пораженные органы сохраняли свою обычную форму и нормально функционировали.
Уже совсем стемнело. Земля излучала тусклый третьесортный свет. Помощник свернул направо и пошел вдоль дома. Он ориентировался по черному шлангу: патрон пользовался им, когда топил крыс в подвале. Помощник подошел к трухлявой конуре, стоявшей неподалеку от дома; в ней он уже ночевал накануне. Соломенная подстилка была сырая и пахла тараканами. Обрывок старого одеяла прикрывал круглый вход. Помощник нащупал одеяло и приподнял его, чтобы залезть в конуру, но тут вспыхнул ослепительный свет, раздался взрыв, и сильно запахло порохом. В конуре разорвалась большая петарда.
Помощник вздрогнул, и сердце его бешено заколотилось. Он хотел унять сердцебиение, задержав дыхание, но при этом у него глаза полезли из орбит, и он судорожно глотнул воздух. |