Потому и одолевала Витальку депрессия. Он немного покружил по городу, не нашел веских причин для того, чтобы набить кому-нибудь морду, и как-то сам собой снова оказался в «Огнях Екатеринбурга». Его победу там, судя по всему, еще помнили, ибо трое халдеев в бабочках до сих пор подметали пол от осколков стекла и мебельных щепок.

Начинать в полдень с мартини было как-то неприлично, поэтому Виталька заказал селедку под шубой, горячее, литр ананасового сока и двести водки.

Двести водки закончились гораздо быстрее, чем литр сока, поэтому Виталька попросил повторить. Официанты так и сделали, однако… нет, не испугались, а всего лишь насторожились. Персонал ресторации пришел бы в ужас, если бы тут находились Локомотив и Штука одновременно. Эти двое сами по себе, по отдельности, были парнями вполне сносными и даже милыми. То же самое представляют собой сера и селитра. Однако стоит их соединить, да еще добавить угля!..

— Музыку!

Официанты напряглись чуть сильнее, однако Шуфутинского включили. В зале, который занимал Виталька в единственном числе, покатилось эхо, какое-то гулкое, еще не проснувшееся после вчерашнего.

— Я что-то стриптиза на сцене не вижу.

— Понимаешь, Виталя, сейчас час дня, — объяснял Кускову вызванный администратор. — Люди в поле, у станка. Они придут сюда часов через восемь…

— А я не люди? Хер на блюде?

— Конечно, не хер. Но девочки-то с мальчиками отдыхают. У них ведь все наоборот. Ночью работают, днем спят.

Кусков вздохнул и заявил:

— Тогда сами выходите на сцену. Весь штат ресторана. Мальчикам разрешаю оставить бабочки, девочкам — туфли. Хочу вальса и чечетки.

Спорить с Виталькой — дохлый номер. Алкоголь, залитый в его двигатель, весьма убедительно доказывает, что ничего невероятного в этом мире не бывает. Все совершенно очевидно и просто.

Через час непонятно откуда привезли заспанную девочку и такого же мальчика, опухшего лицом и худого телом. Они вышли на сцену с таким видом, словно их вывели на расстрел. Оба ежились как вурдалаки, угодившие под солнечный свет. Однако творческие работники увидели Витальку и вспомнили, кто он такой. Зал до отказа наполнил голос Милен Фармер. Артисты начали совершать какие-то телодвижения, характерные для перепившихся любовников.

— Да, это вам не карнавал в Рио, — отметил Виталька, но отвалился на стул и соизволил лицезреть представление.

Он заказал еще двести и салат «Огонек».

Потом еще двести и икры.

Еще через час, в начале четвертого, Виталька вылез на сцену и начал стучать по барабану, позабытому музыкантами, стараясь попадать в ритм движений пары, очумевшей от эротического танца.

Без пяти четыре он потребовал принести из реквизита бескозырку и попробовал станцевать «Яблочко». С этим у него не сложилось, тогда Виталька пригласил голую, обалдевшую от ужаса стриптизершу на тур вальса, хотя бескозырку и не снял.

В четыре двадцать он дал администратору сто долларов и попросил микрофон с караоке. Браток согнул о шею держатель микрофона, поднял со сцены стул и уничтожил им весь интерьер бара. После он пил что-то прямо из графина, бил кого-то не по злобе, потом вдруг оказался на кухне, где пытался склонить к сексу повариху, обжег руку о плиту, после чего направился в туалет, не нашел там писсуаров, стал скандалить и требовать сантехников. Его проводили в соседнюю дверь. Виталька писсуары обнаружил и о сантехниках забыл.

Потом свет погас, а когда включился, Штука обнаружил себя абсолютно обнаженным в постели с какой-то девицей. Он с трудом узнал в ней танцовщицу, плюнул и стал одеваться на выход, находясь в совершенно невменяемом состоянии. Раз пять или шесть Виталька смотрел на наручный «Ролекс», однако определить время так и не смог.