Капитан подтвердил: он самый. Про честь, достоинство и порочащие их действия Дибич услышал впервые, но не удивился: с Олежки станется. Раздолбаем капитан Челищев был редкостным, но при этом языком чесал гладко и умело растолковывал военнослужащим их задачи в свете последних решений партии и правительства. А вот после пятой или шестой рюмки у Челищева начинались совсем другие речи, за которые он давно оказался у Дибича «на карандаше» как слабое звено, потенциальный объект вражеской вербовки.

— Пещеру, куда забился подремать боец, ты осматривал?

— Никак нет, — качнул головой капитан. — Дальше штольни не пошел.

— Это именно штольня? — продолжил расспросы полковник. — То есть что-то рукотворное?

— Да.

— Почему ты решил, что меня способна заинтересовать какая-то древняя шахта? Я в некотором роде не совсем археолог.

— Там, товарищ полковник, что угодно, только не старая шахта. Я был в Судетах на старинном руднике восемнадцатого века, восстановленном для туристов. Там стены и свод рябые, словно зубами прогрызенные. А здесь они ровные, как по линеечке обтесаны. Не рудокопы кирками долбили.

— Это единственная причина?

— Никак нет. Еще субъективный провал во времени. Плюс странные изменения внешности, — перечислил Дибич.

Однако самую главную причину так и не назвал. Не решился. В конце концов, вдруг ему померещилось?

Градов и в самом деле не был археологом, хотя на своих выступлениях — а бывало и такое! — нередко рассказывал об археологических находках.

Лекции «майора Лукина» считались у курсантов ВАСА отдыхом. Редкой, раз в неделю, возможностью расслабиться посреди напряженной учебы. Преподавали здесь куда жестче, чем в училище, двоечников отчисляли безжалостно, а курс «майора Лукина» заканчивался зачетом в форме собеседования, и сдавали его, по слухам, все.

А то, что «майор» совсем не майор и, скорее всего, не Лукин, слушатели понимали. Не желторотики из военного училища сидели в аудитории, у многих послужной список был побогаче, чем у Дибича. Дело даже не в том, что среди прочих преподавателей никого в звании ниже полковника не было: на вид «Лукин» был на шестом десятке, не меньше, а майоры в таком возрасте встречаются исключительно отставные. Среди курсантов бытовала версия, что на самом деле «Лукин» — генерал-майор, а его лекторский майорский мундир со скромной наградной планкой служит исключительно для конспирации. Причем подобрал эту планку человек со специфичным чувством юмора: вместо юбилейных висюлек, обычных для майоров-неудачников, на груди «Лукина» красовались ленточки ордена Ленина, двух неизвестных курсантам иностранных наград и медали «За спасение утопающих». Лишь годы спустя Дибич узнал, всеми этими наградами «Лукин» был действительно награжден. И не только ими.

А вот рассказывал «Лукин» вещи более чем любопытные.

Например, о Спецотделе ВЧК, созданном Глебом Бокием в 1921 году. Спецотдел занимался работой с людьми, посвятившими жизнь штудиям запретного знания, владеющими тайнами, не признаваемыми официальной наукой, или обрывками, кусочками, фрагментами тайн. Тайнами незримого управления людскими телами и душами, тайнами, позволяющими прозревать будущее и изменять настоящее, тайнами чудесных исцелений и не менее чудесного уничтожения физически недоступных врагов.

Разумеется, среди адептов тайных знаний хватало как искренне ошибающихся, так и шарлатанов, выманивающих деньги у доверчивой публики. Хуже того, шарлатаны на виду, в центре внимания, а люди действительно серьезные избегают ненужного любопытства. Но Спецотдел ВЧК просеивал страну мелким ситом, отделяя зерна от плевел, а золото от пустой породы.