Аллегра посмотрела на него.

– Да, – произнесла она. – У вас в жизни не было кошмаров. Это видно.

Теперь ее голос был ласковым, совершенно иным.

И Джон, слегка запинаясь, рассказал ей свой сон о белом Доме. Он уже шесть – нет, даже семь раз снился Джону. Всегда одинаковый. И красивый, такой красивый!

– Понимаете, это связано с вами каким-то образом, – продолжал Джон. – Впервые он приснился мне в ночь накануне нашего знакомства.

– Связан со мной? – она резко, коротко рассмеялась. – О нет, это невозможно. Ваш дом был прекрасен.

– Как и вы, – промолвил Джон Сегрейв.

Лицо Аллегры слегка порозовело, выразив досаду.

– Простите, я сказала глупость. Можно было подумать, что я напрашиваюсь на комплимент, верно? Но я имела в виду совсем не то. С наружностью у меня все в порядке, мне это известно.

– Я еще не видел Дома внутри, – признался Джон. – Но когда увижу – уверен, что он будет так же красив, как и снаружи.

Он говорил медленно и серьезно, с особой значительностью, которую Аллегра предпочла не заметить.

– Я хотел бы рассказать вам еще кое-что, если вы позволите.

– Позволяю, – ответила она.

– Я решил бросить службу. Мне давно следовало это сделать, но я понял это только теперь. Раньше меня вполне устраивало плыть по течению, прекрасно сознавая, впрочем, что я полный неудачник, но я не слишком об этом задумывался, просто жил сегодняшним днем. Человек не должен так поступать. Дело человека – найти для себя занятие, на которое он способен, и добиться в нем успеха. Поэтому я бросаю службу и попробую себя кое в чем другом – совершенно иного рода. Нечто вроде экспедиции в Западную Африку – подробнее я сказать не могу. Это не подлежит разглашению; но если поездка состоится, я буду богат.

– Значит, и вы тоже меряете успех деньгами?

– Деньги, – промолвил Джон Сегрейв, – означают для меня лишь одно – вас! Когда я вернусь… – Он не договорил.

Она опустила голову. Лицо ее сделалось страшно бледным.

– Не буду делать вид, что не поняла вас. Поэтому должна сказать вам теперь же, раз и навсегда: я никогда не выйду замуж.

Он помедлил, вникая в смысл сказанного, затем спросил как можно мягче:

– Вы не признаетесь мне, отчего?

– Могла бы, но менее всего на свете мне хотелось бы говорить об этом с вами.

Он снова умолк, потом внезапно поднял на нее взгляд, и его лицо фавна озарила на редкость привлекательная улыбка.

– Я понял, – проговорил он. – Значит, вы не позволите мне войти в Дом, даже на минутку заглянуть внутрь? Шторы должны оставаться опущенными?

Аллегра, наклонившись, положила руку на его запястье.

– Я могу сказать лишь одно. Вы грезите о Доме. Я – ни о чем. Мои сны – это кошмары!

На этом она оставила его одного, растерянного от неожиданности.

В ту ночь Джону снова снился сон. Не так давно он догадался, что Дом наверняка обитаем. Он уже видел руку, отводившую шторы, мог уловить взглядом мелькавшие силуэты…

Нынешней ночью Дом показался ему еще более ослепительным, чем когда-либо. Его белые стены сияли в лучах солнца. Совершенны были его красота и покой.

Внезапно биение радости сделалось еще сильнее. Кто-то подходит к окну, Джон знал это. Чья-то рука, та самая, которую он уже видел ранее, касается занавесей, отводя их в сторону. Через мгновение он, быть может, увидит…

Он очнулся, все еще содрогаясь от ужаса, от невыразимого отвращения к тому Нечто, которое выглянуло в окно Дома.