— Yo hablo Espagñol, señora, — сказал Эдвин.

Тогда Кармен заговорила, продемонстрировав в улыбке мешанину гнилья, голых десен, металла:

— Блин, слыш? Говорыт, как порадочный. Ты почему так не говорыш? Толко ругаешся чертовкой долбаной. Он говорыт señora. Ты говорыш чертова старая шлюха долбана. Почему не порадочно? Дэнь, два, тры не даеш денег. Я одын раз уйду. Найду, блин, порадочного. Вроде нэго.

— Немножечко бесится, что не замужем по-настоящему, — ровным тоном пояснил Лес. — Я ей говорю, не могу, только не в этой стране. Есть уже у меня одна в Гейтсхеде. В каком-то смысле хорошо иметь где-то еще одну. Тогда они на цыпочках ходят.

Кармен схватила какой-то голый журнал.

— Сучок ты, — сказала она, наградив Эдвина кариозной улыбкой. — Ох и сучок. — И, хихикая, быстро заработала рукой, как поршнем.

— Сейчас же прекрати, — приказал Лес. — Похоже, ничему не учишься. Тут Англия, а не Северная Африка. Мы тут цивилизованные. Дитя природы, — пояснил он Эдвину, — вот в чем ее проблема.

— Блин, я ничего плохого нэ сдэлала.

— Нет, мы знаем, что ты не хотела грубить, только всему свое время и место, девчоночка. В данный момент мы в больнице, навещаем джентльмена, с женой которого знакомы и которая, по твоим словам, тебе нравится. Ясно?

— Чьей женой? Его женой? У нэго есть женой?

— Да, да, та самая, что купила тебе двойной джин, когда ты станцевала фанданго. Ты еще волосы ей чесала.

— А, она? Черные волосы, нэ очень много. У мэня больше черных волос. Она тоже старая шлюха. С грэком танцевала.

— Не важно, кто с кем танцевал, — сказал Лес, — это их дело. И прекрати называть других женщин шлюхами или стервами просто из ревности, — грубо рявкнул он. — Я тебя сюда привел познакомиться с уважаемым и образованным джентльменом не для того, чтобы ты оскорбляла его прямо в лицо. Мы навещаем больного, — растолковывал он. — Как говорится, общее благородное дело.

— Да, ты мэня обозвал шлюхой и стервой. Блин, слышу. Приведу тэбя домой, сполна чертэй получит, да. Ой, блин.

— Я не называл тебя шлюхой и стервой, — терпеливо, но громко сказал Лес. — Я говорю, не смей так называть других женщин, особенно жену этого джентльмена. Она леди, стало быть, повыше тебя.

— Говорыш, я нэ лэди? Ох, блин, сэйчас я тэбе покажу. — И замахнулась на Леса, но он небрежной рукой, — рукой, которая сокрушала Валгаллу и осушала Рейн, — схватил ее за запястье. — Сэйчас же пэрэстан, — страдальчески крикнула она. — Ох, блин.

— Ладно, тогда веди себя чуточку лучше. Извиняюсь, — сказал он Эдвину. — Ясно, нельзя мне повсюду таскать ее за собой. — Эдвин видел, палата сильно интересуется псевдосупружеской ссорой. Он попробовал от нее отстраниться, отодвинувшись дальше на койке, но, соответственно, сама койка стала полем боя. Кармен пыталась кусаться. Лес говорил:

— Кусаешься, да? Кусаешься и царапаешься, как котенок, да? Скоро это прекратится, да, мой цветочек?

— Yo me voy cagar…

— И таких испанских грубых слов нам не надо.