Изменить размер шрифта - +
Продавщицы корчат из себя Елену Троянскую. Глупые мужички пытаются смешить. Глупые визжащие ребятишки. Взрослые, которым бы умней надо быть. Вот что я хочу сообщить огромной зрительской аудитории. — И, подавшись вперед, выплюнул в микрофон эротическое вульгарное грубое слово. Это была сенсация. Творилась история. Эдвин рванул в удобно подвернувшуюся боковую кулису, вполне определенно увидел крепких мужчин, присланных доктором Рейлтоном и готовых забрать его. С противоположной стороны близнецы Стоун безуспешно сражались с другими ведомственными здоровяками.

— Прыгай туда, будь ты проклят, — приказал Гарри Стоун. — Токо станы треклятые сперва отдай. — Эдвин снова выскочил на сцену, прыгнул через рампу, приземлился на музыкальную гидравлическую платформу. Пюпитры и музыка с жестяным звоном рухнули, аккордеон, перевернувшись, издал мрачный аккорд. Эдвин метнулся в зал, слыша за собой гнев и собачий лай. Перепуганная публика подбирала подолы, пока он бежал по покатому полу. Но один зритель остановил его на лету и сказал:

— Разрешите мне кратко выразить полное согласие, сэр, с только что вами сказанным.

Голос со сцены вроде бы прокричал:

— Остановите его. Он опасен для публики. Опухоль мозга. В любой момент может взбеситься. Не дайте ему уйти. — Это побудило публику открыть Эдвину полный простор для бегства. Какая-то женщина визгливо кричала:

— Пойди сюда, Альфи, побудь со мной, Аль-фи, я боюсь, Альфи.

Эдвин взбежал на вершину умеренно покатого пола, взглянул вниз на сцену. Казалось, среди прочих криков он слышит борющийся голос Гарри Стоуна:

— Засунь таки это в свою распроклятую заднису. — Ниггер рычал прелюдию к располосованию брюк. В хорошем освещении на сцене творилась некоторая сумятица, кто-то пробовал извиниться перед телезрителями. Эдвин выбежал через занавешенный ВЫХОД, оказался в фойе средь тоскующих изображений кинозвезд, побежал, задыхаясь, по мягкому ковру цвета переваренных бисквитов к огромным стеклянным дверям, к улице. Его приветствовал знакомый голос.

— Ну, вот и нам косточку бросили, а? — сказал Боб Каридж. — Нам с тобой, да? А может, и ребятам. Очень уж им досадило, что ты натворил. Давай залезай. — Жестокая хватка браслетом сомкнулась на правом запястье Эдвина. В знак серьезности грядущих событий Боб применил пресловутый удар по носу ребром ладони, после чего Эдвин был брошен на переднее сиденье, слизывая струйку крови из носа.

 

Глава 27

 

— На этот раз, — сказал Боб, пока они окольными улицами продвигались на запад, — ни-каких копченых лососей на заднем сиденье машины. Ничего тебе на этот раз, кроме того, что получишь. А получишь? Я бы сказал, получишь.

— Ты сам виноват, — сказал Эдвин. — Вот что бывает с чокнутым.

— Не испытывай, не огорчай меня, — сказал Боб, пока уютно сиявшие пабы улетали в спокойное и счастливое прошлое. — Не надейся заставить остановиться и еще разок врезать в рыло, чтоб ты начисто вырубился. О нет. — Проехали строительную площадку, где за вечерней работой кивали краны, стучали молоты. — Сбагрил тут пять котлов, — с гордостью сообщил Боб, — всего день назад. — И яростно обрушился на Эдвина: — Не надейся вот так вот меня заморочить, не выйдет. Мне известно, чего тебе надо. Ты мой телик разбил. Ты хлысты мои выкинул из долбаного окна. Деньги стырил. Только я это все возмещу, будь спокоен, в том или в ином виде.

— Деньги были фальшивые, — заявил Эдвин.

— Ах, фальшивые? — саркастически переспросил Боб. — Видно, много ты в этом петришь. Ну, частично, если хочешь знать правду, фальшивые.

Быстрый переход