— И часто навещают?

— Когда как, но раз в месяц кто-нибудь да придет. Наркоконтроль обожает под утро заявляться, часов в пять, когда пофигизм достигает своего пика, а ОБЭПовцы — в любое время. Иногда такие концерты устраивают для правдоподобности — закачаешься! Сразу предупреждаю — с незнакомыми не связывайтесь. И не думайте, что если к вам пришел на промывку явный наркоман, исколотый с головы до пят, то это не подстава. Наркоман или алкаш может быть настоящим, а в роли брата или матери окажется кто-то из сотрудников. Поэтому связывайтесь только со знакомыми. Вот, например, явится в мое отсутствие Юра — лечите его спокойно.

— Я, наверное, никого левым образом лечить не стану, — ответил Данилов. — Не привык до сих пор, нечего и начинать.

— Еще никто не признавался, что любит слевачить, — усмехнулся Олег Денисович, — а под суд на моей памяти столько сотрудников угодило… Даже ветеран нашей районной медицины, Надежда Борисовна, которая у самого Мясникова училась, попалась на оформлении медкнижек!

— Мне главный врач рассказывал об этом.

— Шестьдесят лет врачебного и чуть ли не семьдесят общего стажа, член КПСС с хрен знает какого года, медали и грамоты имеет — и то не устояла перед соблазном! А вы говорите. Так что будьте осторожны…

— Буду, — пообещал Данилов, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

В конце концов, все люди судят о других по своей мерке, поэтому если заведующий отделением склонен левачить, то, по его мнению, этим должны грешить все.

В половине восьмого утра в служебную дверь снова позвонили, причем позвонили требовательно: два коротких звонка, один длинный. Данилов открыл дверь и увидел высокого мужчину в джинсовом костюме, лицо которого показалось смутно знакомым.

— Будем знакомы, — улыбнулся и протянул Данилову руку. — Доктор Заречный, Виктор Анатольевич, из терапии. Вы не разрешите мне выйти через ваш приемник?

— Заходите, — пригласил Данилов, отступая в сторону. — Через порог вроде как не полагается знакомиться. Очень приятно, а я — Владимир Александрович.

— Я в курсах — был на пятиминутке. Извините за беспокойство, но меня у главного входа ждет злобная фурия, от которой я с вашей помощью надеюсь улизнуть.

— Родственница кого-то из больных? — сочувственно спросил Данилов, пересекая отделение рядом с Заречным.

— Хуже! — вздохнут тот. — Моя родственница, законная супруга, с которой я все никак не разведусь. Обычно она подстерегала меня у ворот, а сегодня выглянул в окно — у корпуса прохаживается. А вы, коллега, женаты?

— Женат.

— Жену с собой привезли?

— В Москве осталась.

— Я-а-асно, — протянул Заречный.

По многозначительности его тона Данилов понял, что одной версией, объясняющей его появление в Монаково, стало больше. Захотелось внести лепту в местное народное творчество, обогатив его какой-нибудь своей версией, ведь выдумывать что-то про себя самого гораздо веселее, чем про кого-то другого.

«Что бы им такого соврать, чтобы они приняли эту версию и больше никаких других не строили? — подумал Данилов, выпустив коллегу на улицу. — Сказать, что приехал искать клад? Не годится, еще прирежут, чтобы карту украсть, да и незачем для поисков клада устраиваться на работу в больницу. Намекнуть, что хочу сделать быструю карьеру? Еще хуже — восстановлю против себя все местное медицинское начальство, начиная с Денисовича, причем совершенно напрасно. Да… Интересней правды ничего не придумаешь, но правду всем сообщать не обязательно…»

В служебную дверь снова позвонили и, не удовлетворившись результатом, громко постучали.