Беззвучно вздыхаю, вставляю ключ, поворачиваю и аккуратно толкаю дверь. Та открывается со скрипом, и я с досады сжимаю челюсти.

– Не волнуйся, он спит. – Тихо шепчет жена, появляясь в коридоре.

Я включаю свет, и она сонно щурится. Трёт пальцами веки.

– Прости, разбудил. – Я переступаю порог и закрываю за собой дверь.

– Тяжелый денёк? – Мягко улыбается она.

– Даже два. – Улыбаюсь ей в ответ. – Или сколько там меня не было?

– Мы потеряли счёт. – Её признание звучит едва слышно.

– Прости ещё раз.

– Ничего страшного, такая работа. – Она делает ко мне шаг. – Ты голоден?

– Нет. – Качаю головой. – Валюсь с ног. Пойдём спать?

– Конечно. – Соглашается супруга.

Мы с ней вместе заглядываем в детскую и любуемся в тёплом свете ночника фигуркой спящего сына, закутавшегося в одеяло, а затем отправляемся в спальню. У меня нет сил даже принять душ. Я снимаю одежду и падаю на кровать.

– Не спится? – Шепчет жена минут через пять.

– Нет. – Признаюсь я.

– Тогда расскажи, как прошла смена. – Просит она.

И я рассказываю в подробностях, не забыв упомянуть и о несчастной Кукушкиной, которая осталась в своей палате мучиться от боли. Говорю, что мне её жаль. Ровно, как и всех своих пациентов.

15

Алиса

– Ну, как ты? – Заглядывает в палату Анфиса Андреевна.

Я поднимаю голову от скрипучей больничной подушки:

– Адская ночка.

Всю ночь бегала в туалет по маленькому. Ощущение было такое, будто вот вот обмочу трусы, а в итоге выходило всего две капли. К тому же, боль и не собиралась ослабевать, чтобы дать мне поспать: она то нарастала, то немного отпускала, а затем вгрызалась в меня с новой силой.

– Про банку не забываешь?

Ах, да, чертова банка. Как можно забыть про тяжёлое и уродливое стеклянное изделие, в которое приходится собирать мочу?

– Конечно, нет. – Морщусь я.

Женщина бросает взгляд на наручные часы:

– Уже семь, поднимайся, сейчас придут мерить температуру и давление, затем проведём все остальные исследования. А с десяти до двенадцати будет обход.

Значит, придёт этот хмурый доктор. Ясно.

Даже не знаю, радует это меня или пугает.

– Хорошо, спасибо. – Я осторожно поднимаюсь с постели.

– И не забывай, – добавляет медсестра, – больше пить и больше ходить.

– Я и так пью, пью, пью, сколько мне ещё пить?

– Чтоб из ушей лилось! – Усмехается она и закрывает за собой дверь.

Я привожу себя в порядок, чищу зубы, собираю волосы в хвост, накидываю халат и выбираюсь в коридор.

Бреду по отделению и осторожно заглядываю в палаты: пациенты лежат по двое, четверо, иногда даже по шестеро человек. Обстановочка у них там, откровенно говоря, гнетущая, а лица у всех серые, безрадостные. Оказывается, мне ещё повезло оказаться в палате одной.

Останавливаюсь у последнего кабинета в самом конце коридора. На двери табличка – «Красавин В.Г.», и больше никаких опознавательных знаков. Несколько секунд я с глупым видом пялюсь на надпись, а затем спешу поскорее уйти, чтобы не встретиться с ним лицом к лицу.

После утренних обследований я достаю телефон и захожу в сеть. Ввожу название клиники и фамилию врача. Мне почему то тепло от того, что я знаю, где находится кабинет этого важного доктора, и волнительно от того, что, если повезёт, я узнаю о нём ещё хоть что то.

Интернет сообщает, что Красавин с отличием окончил лечебный факультет медицинской академии, затем поступил в клиническую ординатуру, в которой провёл ещё пару лет.