Изменить размер шрифта - +
Тоже в очках. Не таких больших, как у Ричарда, в тонкой золотой оправе. На безымянном пальце кольцо с бриллиантом. Ярко-синий сарафан, достаточно скромный для своего времени.

Еще один эльф. Бракосочетание двух гномов.

Говорят, супруги, долго живущие вместе, со временем становятся внешне похожи друг на друга. Ричард и Джоанна начали с этого, но впоследствии разошлись в противоположные стороны.

Я взял вторую фотографию, моментальный снимок, сделанный «Поляроидом».

Кровать королевских размеров. Смятое одеяло, спадающее на обтянутый гобеленом пуфик. Высоченная дамба из подушек, уложенных вдоль изголовья. Среди этих подушек теряется лицо.

Белое лицо. Круглое. Такое жирное и заплывшее, что отдельные черты сливаются, видно только бледное пятно. Надутые щеки. Глаза, спрятавшиеся в складках кожи. Реденькие волосы, зачесанные с бледного лба. Толстые губы, лишенные какого-либо выражения.

Ниже головы одеяло вздымалось вверх, покрывая колоколообразную тушу. Справа от кровати стоял изящный резной столик из темного полированного дерева с золочеными ручками. За спиной виднелись розовые обои с пышными цветами. В углу снимка край картины в позолоченной раме.

Какое-то мгновение мне казалось, что Ричард Досс сделал посмертную фотографию жены. Но нет, глаза открыты... но что в них? Отчаяние? Нет, нечто хуже. Смерть, вступившая в свои права в еще живом человеке.

— Этот снимок сделал Эрик, — сказал Досс. — Сын. Хотел сохранить память.

— О своей матери? — хрипло спросил я.

Мне пришлось откашляться, прочищая горло.

— О том, что с ней произошло. Сказать по правде, он просто бесился от злости.

— Ваш сын сердился на свою мать?

— Нет, — произнес Досс таким тоном, словно я был полным идиотом. — Он злился на судьбу. Таким образом мой сын дает выход своим чувствам.

— Документируя их?

— Упорядочивая. Расставляя на свои места. Лично я считаю, что это замечательный способ борьбы со стрессом. Он дает возможность отбросить эмоциональный мусор, разобраться в действительном положении дел, понять, как ты к этому относишься, а затем двигаться дальше. Потому что, какой еще остается выбор? Погрязнуть в чужом горе? Позволить, чтобы оно тебя унижало?

Он ткнул в меня пальцем, словно я его в чем-то обвинял.

— Наверное, вам такой подход кажется бессердечным, — продолжал он. — Пусть будет так. Вы не жили в моем доме, не перенесли то, что пришлось пережить мне. Джоанне потребовалось больше года на то, чтобы уйти от нас. У нас было время свыкнуться с неизбежным. Эрик умный парень — пожалуй, он самый умный человек из всех, кого я знаю. И тем не менее, это произвело на него огромное впечатление. Он как раз поступил в Стэндфорд, но после второго семестра вернулся домой, чтобы быть рядом с матерью. Эрик ее очень любил — помните об этом, решая, поступил ли он бессердечно, делая эти снимки.

А Джоанне на это было наплевать. Она просто лежала в постели — фото прекрасно передает то, как все было на самом деле. Не могу понять, откуда у нее, в конце концов, нашлись силы связаться с тем сукиным сыном, который ее убил.

— Вы имеете в виду доктора Мейта?

Досс пропустил мои слова мимо ушей, поглаживая серебряный телефон. Наконец наши взгляды встретились. Я улыбнулся, показывая, что не собираюсь быть судьей. Его веки чуть дернулись вниз. Из-под них самородками антрацита сверкнули глаза.

— Фотографии я заберу.

Он подался вперед, протягивая руку, и мне снова пришлось встать, чтобы вернуть снимки.

— А как к этому отнеслась Стейси? — спросил я.

Досс, не спеша, расстегнул молнию бумажника и аккуратно уложил в него фотографии. Опять закинул ногу на ногу.

Быстрый переход