— Бомж — это тот, который спал на площадке около Березняковой? — уточнил Витька.

— Ну…

— И как ты с ним разговаривала, если он к маменьке подался? — подозрительно спросил Витька.

— Так а я не с ним, — буркнула я, понимая, что совершенно упала в Витькиных глазах. — Я с другим бомжом разговаривала, которому дядя Миша про случай в подъезде рассказал.

— Уйди с глаз моих, — устало сказал Витька.

Я молча нажала на кнопку отбоя.

Потом я поехала на Сталеваров.

Что я буду говорить Тинни — я не понимала. Скорей всего, он ухмыльнется и спросит так спокойненько — а где же доказательства? Возможно — попытается на меня напасть.

Бооооже…

А я ведь только вылечилась…

Не дай боже — он меня снова укусит! Впрочем — о чем это я? Конечно укусит! Он неделю кровушки не пил!

Я посмотрела на часы. Сейчас было всего-то полдень, а накладывала заклинание я во второй половине дня. Так что чары уже начали слабеть, однако время у меня еще есть! Свяжу его чем нибудь, вколю ему перфторан — вон, в машине его полно, и дам на завтрак сникерс. А потом — потом наложу заклинание послушания, и он у меня как миленький пойдет сдаваться в ментовку.

Я подобралась, словно перед прыжком, припарковалась во дворе Кайгородовского дома и пошла в подъезд.

Дверь в квартиру Тинни была приоткрыта. Дверь лишь слегка, едва ли на сантиметр выступала над косяком — однако было понятно, что она не закрыта на все замки. А ведь вчера Галина долго и тщательно запирала дверь, гремя ключами.

«Ты это… приготовься», — буркнул голос.

Я кивнула, стряхнула Силу в кончики пальцев, чтобы была наготове и по миллиметру отжала дверь. Потом неслышно скользнула и пошла в комнату, где я с Галиной вчера нашла Кайгородова.

Через несколько минут я выяснила: никакие грабители сей дом не посетили. Тинни, прекрасный мальчик Тинни, лежал в одних джинсах на полу около перевернутого кресла, и деревянный кол торчал из его сердца. Рот его был забит чесноком, и поверх губ лежал серебряный крест.

В последнем усилии кайгородовские окоченевшие руки вцепились в кол, словно стараясь его выдрать. Мертвые глаза удивленно — непонимающе смотрели куда-то вбок. Да уж…

Никогда больше тебе не целовать девушек, прекрасный мальчик Тинни. Но и пить кровь ты тоже больше не из кого не станешь…

Я присела около трупа, безмолвно разглядывая его. Вгляделась в лицо и поразилась…

Не было прекрасного мальчика Тинни… Он словно резко сморщился и как-то подурнел. Обозначились морщины, приличествующие скорее мужчине в возрасте, в лице появилось что-то крысиное. А вот пухленькие, женские щечки — как у бурундука. Я недоуменно смотрела на него. Что это? Его смерть так поменяла, или …? В общем — то, пока я была… ну, пока я болела, меня все окружающие находили просто супермоделью. Та самая легендарная привлекательность вампиров?

Задумчиво я вытянула сотовый, набрала Галкин номер и спросила:

— Слушай, у тебя брательнику-то сколько было?

— Сорок два в этом году стукнуло, — сухо ответила она.

В трубке раздавался какой-то гул, и я рассеянно поинтересовалась:

— Ты где хоть?

— Отдохнуть поехала, в самолет сажусь, — ответила она.

— Ага, счастливо, — качнула я головой и отключилась.

Потом с усмешкой посмотрела на Кайгородова. А я-то гадала — как у ничем не примечательной Галки образовался такой прекрасный братец! А оно вон оно что!

— Покойся с миром, — сказала я Кайгородову и поднялась, собираясь покинуть этот дом.