Я равнодушно пожала плечами и отхлебнула капучино из огромной кружки. В такси, которое я была вынуждена вызвать из-за утреннего «банкета», я пригрелась и уснула, да кажется, до сих пор не проснулась, несмотря на влитый в организм литр кофе. Ночная эйфория отпустила, и на плечи каменным грузом свалилась усталость. Мозговые шестеренки вращались медленно и с заметным трудом, из-за чего наш разговор с Антоновым не особо клеился.

— Вы уже, наверное, поняли, — продолжил тот, брезгливо отодвигая высокий стакан морковного фреша, украшенного пышной шапкой белых сливок, — дело я вам поручаю не простое и не стандартное, ведь речь идет о моем сыне. — Собеседник выделил притяжательное местоимение интонацией. Видимо, посчитав, что этого недостаточно, повторил, усилив нажим: — Понимаете? О МОЕМ сыне!

Я пожала плечами — оспаривать отцовство Антонова в мои планы и не входило. Не собиралась я настаивать на ДНК-экспертизе. Чего так распаляться-то?

Откинувшись на стуле, я сплела на груди руки и закинула ногу на ногу.

— То, что ваше дитя вам дорого, я уже уловила. Но вы ведь не случайно летели из-за океана, а потом тряслись в поезде.

— Машине, — поправил Антонов, словно это имело принципиальное значение.

— В машине, — пожала я плечами. — Раз проделали такой путь из-за меня, значит, моя репутация вам хорошо известна, и вы знаете — я одинаково серьезно подхожу к каждому делу, идет ли речь о розыске сбежавшего хомячка или Священного Грааля. Соответственно, если я соглашусь, — предвосхищая возражение клиента, повторила с нажимом: — «если», значит, отпрыску вашему будет обеспечена самая надежная охрана. И с итальянцем этим… — Я запнулась.

— Манзини, — подсказал Антонов.

— Манзини, — повторила я. — Разберусь. Хотя, если честно, мне кажется, вы перестраховываетесь. Подумаешь, рыло начистили. С кем не бывает. Устраивать из-за этого вендетту… Ну не знаю.

— А я знаю. — В бесцветных глазах клиента вспыхнуло пламя, а руки сжались в кулаки. — Для мафиози его уровня это вопрос чести. Что он за босс такой, если сопливый мальчишка может безнаказанно его мочить.

— Ну так сам виноват. Нечего к чужим девушкам приставать.

— Про это я вообще говорить не хочу. — Глаза Антонова потемнели от злости. — Связался с шалавой! Знал, что до добра она его не доведет. Так и вышло. Метет по клубам хвостом, а этот дурак за нее впрягается. Впрочем… — Голос мужчины смягчился. — Моя школа. Я бы тоже не стерпел, если б к моей бабе какой-то упырь яйца подкатывал. И все же…

— И все же вы опасаетесь за безопасность сына, — изобразила я капитана Очевидность. — В отличие от него самого, да?

— Да, — подтвердил Антонов. — Уперся рогом — не нужны ему телохранители. Что он, трус — за чужую спину прятаться?

— Ну да. — Я рассмеялась. — Зато за бабью юбку — в самый раз, — и добавила, предвосхищая возражение, — да поняла я уже. Поняла. Потому вы ко мне и обратились, что я барышня. Изображу подругу этой вашей Арамовой. Или ее старшую сестру. Никто и не заподозрит. Это я в Тарасове личность известная, а за его пределами… Что-то в этом есть — тут вы правы.

Собеседник ударил широкой ладонью по столу:

— Ближе к делу. О сыне моем ты, конечно, слышала?

— Ну так. — Мои губы скривились в усмешке. — В общих чертах.

— Да ладно… Не деликатничай. Наверняка слышала.