После переезда правительства в Москву туда перебрались мать и все мои близкие. Младший брат Борис работал в приемной Ленина, сестра Полина — в канцелярии Совнаркома. Жили в Вознесенском монастыре в Кремле. Туда же вскоре, вернувшись с флота, перебрался и я. В Кремле познакомился с товарищем Половинкиным, служившим в охране В. И. Ленина. Попросил устроить на работу. Он обещал и уже на второй день сказал, чтобы я зашел в отдел кадров Наркоминдела. Получил назначение — пограничным комиссаром НКИД станции Белоостров.

На меня сразу свалились новые обязанности, о которых я не имел до сих пор ни малейшего понятия. Надо было контролировать деятельность таможни, принимать прибывавших через советско-финляндскую границу наших политэмигрантов, помогать в обмене военнопленными, не пропускать в нашу страну всякие контрреволюционные элементы.

Особенно большие хлопоты причиняли выезжавшие за границу. Это был разный народ, в основном ярые антисоветчики, авантюристы и спекулянты. Отбирали у них произведения искусства, драгоценности, валюту, которые те пытались вывозить за границу. У этих господ не было ни чести, ни совести. Лгали при таможенном досмотре, прятали ценности, обманывали в декларациях, составляемых при переезде границы. У одной иностранной артистки нашли несколько десятков золотых колец и драгоценных перстней, запеченных в булку, у другой — музейную картину под подкладкой пальто. А офицеры какой-то англо-американской миссии, направлявшейся с Кавказа, запрятали планы некоторых военных объектов под стельки ботинок.

Были мы тогда неопытны, доверчивы, и, конечно, многое не было обнаружено, немало народного добра уплыло за границу. Многое пришлось повидать на пропускном пункте Белоострова. Я как бы познал изнанку «буржуа», всю грязь и низость этих людей.

…Положение на советско-финляндской границе обострялось с каждым днем. В начале июня 1919 года один агрессивный акт белофиннов следовал за другим, финские войска кое-где даже вторглись на территорию Карелии (тогда Олонецкой губернии). С финляндской границы почти каждый день вели артобстрел то одного, то другого участка нашей территории; начались обстрелы Белоострова. Содержать пропускной пункт в таких условиях было невозможно, и он был закрыт. Я вернулся в НКИД, где получил назначение на работу дипкурьером.

В те времена дипкурьеры, как правило, ездили без сопровождающих. Это значило, что от почты нельзя было отойти ни на минуту. Возили не только почту, но и другие ценности.

Первые мои рейсы были на Украину. Во время наступления деникинских войск на Киев пришлось сопровождать ценности и архивы, эвакуировавшиеся из Киева.

Поезда почти не ходили, плыли на барже с маленьким пароходом по рекам. Было нас двое. Я и А. А. Машицкий, работавший тогда в представительстве НКИД в Киеве (потом он долгое время был секретарем партийной ячейки НКИД). Рейс был трудным, изобиловал довольно опасными приключениями, но закончился благополучно.

Приходилось возить почту в товарных холодных, неотапливаемых вагонах, на бронепоездах, на паровозах и просто доставлять пешком.

Осенью 1919 года после долгих и трудных переговоров было заключено соглашение между российским и польским обществами Красного Креста о взаимной передаче гражданских пленных. В Варшаве было учреждено представительство российского Красного Креста во главе с Юлианом Мархлевским, на которое возлагалось решение всех вопросов, касавшихся передачи пленных.

Представительство получило право посылки своей почты, применение шифра и гарантию польского правительства о полной неприкосновенности наших представителей. Такая гарантия была особенно необходима после злодеяния, учиненного в Польше в январе 1919 года над Делегатами Красного Креста, когда белополяки расстреляли четверых или пятерых представителей этой гуманной общественной организации.

Советско-польская граница была, по существу, на военном положении.