Естественно, ничего из этого она не произносит вслух, а говорит лишь:

— Я бы предпочла посидеть и насладиться представлением, если вы не против.

На самом деле это ложь — крайне сложно насладиться габдоринской музыкой, которая напоминает гвалт диких зверей, отчаянно пытающихся выбраться из разнообразных капканов с острыми зубьями.

— Представление — неотъемлемая часть сегодняшних переговоров, — не унимается Канцлер. — В Галактике множество восхитительных мест. Здесь живет просто невообразимое количество существ. И наши торжества воспевают их индивидуальность. Как мне кажется, именно этого не хватало Империи. Если мы хотим мира, крайне важно сохранить то, что делает жизнь в нашей Галактике особенной, — то, что вы сейчас наблюдаете во всей красе. Каждый может жить так, как он пожелает, и выбор безграничен.

— Конечно, — лжет Слоун. Она едва сдерживает желание порадовать Канцлера новостью о предстоящей атаке и о том, что все корабли Имперского флота скоро разделаются с этой планетой, поставив Новую Республику на колени. Только идиоты гонятся за индивидуальностью. А для того, чтобы быть частью коллектива и нести великое благо посредством имперской власти, нужна истинная твердость и настоящая мудрость. Не имея возможности сказать это вслух, Слоун меняет тему: — Что-то я не вижу вашу алдераанскую принцессу.

Удар достигает цели — Канцлер в замешательстве ерзает в кресле.

— Боюсь, Лее сегодня нездоровится.

— Жаль. Мне часто кажется, что нам самой судьбой предназначено противостоять друг другу, ведя дуэль на головолнах. Мне бы хотелось встретиться с ней лично.

— Да. Она — лицо и голос Новой Республики.

— А я — Империи.

Внезапно дверь за их спиной распахивается, и на пороге появляется темноволосый мужчина в ржаво-красном летном комбинезоне Республики. Опираясь на трость, он бросает взгляд на Слоун, и она тут же узнает гостя.

Ведж Антиллес.

Пленный пилот, который был у нее в руках во дворце сатрапа на Акиве. Судя по тому, как он опирается на трость, похоже, она серьезно его покалечила, и ее сердце сжимается от странного чувства вины. Он был всего лишь пешкой в этой игре — как, впрочем, в определенном смысле и она сама, — и теперь она сожалеет о том, что с ним случилось.

Если бы его взгляд был копьем, он бы пронзил ее грудь насквозь. Он хочет не просто убить ее — он хочет покончить с ней раз и навсегда. И она не винит его за это. По крайней мере, видя его злобу, Слоун понимает, что покалечила лишь его тело, но не дух.

Тем лучше для него. Хотя, возможно, он полный дурак, раз до сих пор служит Республике.

Канцлер извиняется и спешит к Антиллесу. О чем они говорят, не слышно, но возникшую напряженность невозможно не заметить.

— Похоже, Канцлер встревожена, — шепчет Слоун ее помощница.

— Да, есть немного.

— Что-то в словах того пилота ее взволновало.

Мотма коротко смотрит на Слоун и уводит пилота за дверь.

— Наверняка какие-нибудь пустяки, — замечает Адея.

— Возможно, они что-то знают.

— Вряд ли.

— Почему?

— Потому что им ума не хватит, — отвечает Адея.

«Ума не хватит», — повторяет про себя Слоун. Она гордится своим умом. Здесь она самая умная. Но у нее начинают зарождаться сомнения…

Впрочем, на размышления ей времени не остается — возвращается Канцлер.