Хуже того, Синджир прекрасно знает, что любая привязанность — это проявление слабости.
Отношения подобны петле на шее, готовой затянуться в любой момент. Во время службы первое, что он выяснял о тех, под кого копал, — с кем они спят. Личные отношения всегда представляют собой болевую точку, и затронуть их — все равно что ткнуть большим пальцем в чье-то горло или врезать кулаком по почкам. Если знаешь, кто кого любит, значит они под твоим полным контролем и их можно использовать по своему усмотрению. — Привязанности выдают нас, а я не хочу выставлять наши отношения напоказ. И вообще — на нас все пялятся.
Женщина-рыбачка все так же сидит, уставившись в стакан. Парень в причудливой рубашке не сводит взгляда с инфопланшета. Барменша стоит в стороне, протирая бокалы.
— Угу, — кивает Кондер. — Прямо пожирают глазами.
— Ну так что ты узнал? — Синджир громко прихлебывает каф.
За их спинами кто-то шагает по гальке, и в бар, распугивая птиц, входят еще двое. Синджир уже видел их раньше — оба пилоты Новой Республики. Первый — длинноносый чандриланец с едва заметным шрамом на одной из бровей, вторая — женщина с рябыми щеками и извечным хмурым взглядом на некрасивом лице.
Шрам подходит к стойке рядом с Синджиром, стучит по ней костяшками пальцев и кричит барменше:
— Груйт-бальзам. И побыстрее.
— Два, — добавляет Хмурая, хлопая по стойке ладонью.
Пока барменша несет напитки, Шрам озирается вокруг, и его полный ярости взгляд останавливается на Синджире.
— Мне не нравятся такие, как ты, — заявляет он.
— Спасибо, сэр, — аплодирует Синджир. — Большое спасибо, что подтвердили мою мысль. Видишь, Кондер? Эти пилоты не одобряют наш образ жизни.
Хмурая смотрит поверх плеча Шрама и, прищурившись, выставляет вперед подбородок.
— Нам не нравится, что тут ошиваются имперцы.
Печально, ничего не скажешь.
— Так вот в чем проблема? — уточняет Синджир.
— Он не имперец, — вставая, говорит Кондер. — Он на нашей стороне.
— Ну, — поправляет его Рат-Велус, — я бы не был столь категоричен…
— Криффов имп, вот кто он такой. — Шрам, оскалившись, наклоняется к Синджиру. Судя по перегару, парень уже подзарядился не хуже, чем лазерная батарея. — Только и ждет, как бы напасть из-за угла и перерезать нам глотку. Нам такие не нравятся. Как и те, кто с ними шашни водит.
— Понятно, — кивает Синджир, делая вид, будто прихлебывает из кружки с кафом, которую на самом деле намерен разбить о башку этого тупицы. — Когда-то Империя и впрямь держала в узде все планеты и станции — от теплого уютного центра Ядра до самых холодных окраин Внешнего Кольца. Вот только теперь она разваливается на части, и нам, плохим парням, ничего не остается, кроме как явиться к вашему порогу, смиренно прося о прощении. Вероятно, мы вовсе его не заслуживаем, но тем не менее мы здесь. Для вас это, конечно, проблема, ибо возникает вопрос: сможете ли вы подтвердить, что вы настоящие рыцари Галактики? Кто вы: хорошие ребята, умеющие прощать, или такое же дерьмо, как и…
Вам! Голова Синджира дергается назад от удара — сильного, но неизящного и неточного, словно несущийся во весь опор нерф. Перед глазами у него плывет, но вкуса крови во рту не появляется. На всякий случай он облизывает губы — нет, ничего.
Синджир крепче сжимает в руке кружку. Каф еще горячий, и от него на скальпе Шрама наверняка останется красивый ожог.
Но внезапно на его руку ложится ладонь Кондера.
— Можем просто уйти, — говорит ему на ухо хакер. |