Мы — правительство, и тут множество мелких нюансов.
— В этом и заключается наша главная ошибка, — жестко говорит Лея. — Правительство не машина, Канцлер. С каких пор мы начали воспринимать себя правительством, а не сборищем тех, кто помогает другим? Нас все больше интересуют территории, военное обеспечение… и голосования. Мы перестали различать чужие души, разумы и лица. И чем больше нас во все это затягивает, тем больше мы теряем — и внутри самих себя, и в Галактике.
— Работать в галактическом правительстве не так-то просто.
— В таком случае я не желаю работать в галактическом правительстве! — громче, чем ей хотелось бы, заявляет Лея. Все удивленно смотрят на нее. «Отрешись. Сосредоточься», — думает она, но ей никак это не удается.
— Все дело в Кашиике — тихо говорит Мон. — И в Хане.
— Мы должны помочь вуки. — Голос Леи дрожит от ярости и горя.
— Понимаю. — Мон разговаривает с ней, словно мать с раскапризничавшимся ребенком — медленно, спокойно, снисходительным тоном.
«Моя собственная подруга говорит со мной, будто с несмышленышем», — думает Лея.
— Но в процессе обсуждения мы взвесили наши возможности, смоделировали ситуацию, и сейчас не вполне разумно…
— Разумно? — рявкает Лея. — Да мы, похоже, вообще лишились разума. Вы правы — мне не стоило приходить на ваше собрание.
Акбар зовет ее, но она поворачивается и, не оглядываясь, покидает зал, жалея, что не может хлопнуть дверью, которая с негромким шипением задвигается за ее спиной.
* * *
Над столом Ракса возникает голографическая голова бита-бармена с далекой планеты Ирудиру. И это может означать лишь хорошие новости.
Бит вертит из стороны в сторону массивным черепом, словно желая убедиться, что он один.
— Они здесь, — говорит бармен. — Все вместе.
Лицо Ракса озаряется улыбкой — новость согревает его, подобно огню. Слишком много фрагментов головоломки пришлось собрать воедино, чтобы это случилось, — и насколько же эти фрагменты оказались неподатливы! Создать убедительную видимость некоей тайны и угрозы — весьма искусная работа, не допускающая ошибок; стоит лишь немного перестараться, дав понять, что за всем этим спектаклем незримо стоит его тень, и потенциальная жертва может взбрыкнуть, подобно плохо объезженному животному.
«План „Крайние меры" претворяется в жизнь», — думает адмирал.
— Хорошо, — говорит Галлиус Ракс. — Продолжай наблюдать. Кредиты поступят на твой счет. — С этими словами он обрывает связь.
Не стоит ли немного подтолкнуть Голаса Арама, который тоже является частью его плана? «Терпение, — распекает он сам себя. — Не мешай крутиться шестеренкам».
Слоун — одна из этих шестеренок.
Именно она распознала стоящую за всем этим тень. И это проблема, которую, впрочем, можно обратить себе на пользу.
Пришло время вызвать гранд-адмирала.
Ей предстоит последнее испытание.
* * *
Комната почти пуста. Белые стены обиты мягким материалом. Из множества окон льется яркий солнечный свет.
В комнате никого нет, кроме Леи и растения в горшке.
Это растение — побег священного дерева с Эндора, хотя некоторые называют его «змеиной головоломкой» из-за его темных ветвей, переплетенных между собой.
Лея вырастила его из крошечного шишковатого желудя, который дал ей маленький эвок по имени Викет. |